Неточные совпадения
Дальнейшее представляло короткую
поэму мучительства и смерти. Дочь из погреба молит мать открыть дверь… — Ой, мамо, мамо!
Вiдчинiть, бо
вiн мене зарiже… — «Ой, доню, доню, нещасна наша доля… Як
вiдчиню, то зарiже обоих…» — Ой, мамо, мамо, — молит опять дочь… — И шаг за шагом
в этом диалоге у запертой двери развертывается картина зверских мучений, которая кончается последним восклицанием: — Не
вiдчиняйте, мамо, бо вже менi й кишки висотав… — И тогда
в темном погребе все стихает…
Я помню длинную
поэму в стихах, написанную, кажется, очень недурно,
в которой говорилось, между прочим, что
в Житомире не могут ужиться «учителя — люди» среди «учителей — зверей».
Я взглянул
в симпатичное лицо моего приятеля и понял: я читал еврею о том, как герой Шевченковской
поэмы, Галайда, кричит
в Лисянке: «Дайте ляха, дайте жида, мало менi, мало!..» Как гайдамаки точат кровь «жидiвочек»
в воду и так далее…
У Добролюбова я прочел восторженный отзыв об этом произведении малороссийского поэта: Шевченко, сам украинец, потомок тех самых гайдамаков, «с полной объективностью и глубоким проникновением» рисует настроение своего народа. Я тогда принял это объяснение, но под этим согласием просачивалась струйка глухого протеста…
В поэме ничего не говорится о судьбе матери зарезанных детей. Гонта ее проклинает...
Поэма изображала страдания юной гречанки, которая собирается кинуться с утеса
в море по причине безнадежной любви к младому итальянцу.
Особенно запомнилась мне
поэма,
в которой описывались детские годы
в школе иезуитов или пиаров.
Неточные совпадения
— Вот он вас проведет
в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.)
в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их
в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и
в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами, сидел один, как солнце, председатель.
Почтмейстер вдался более
в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» —
поэма английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист
в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
Все присутствующие изъявили желание узнать эту историю, или, как выразился почтмейстер, презанимательную для писателя
в некотором роде целую
поэму, и он начал так:
— Капитан Копейкин, — сказал почтмейстер, уже понюхавши табаку, — да ведь это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя
в некотором роде целая
поэма.
И еще тайна, почему сей образ предстал
в ныне являющейся на свет
поэме.