Оказалось, что это три сына Рыхлинских, студенты Киевского университета, приезжали прощаться и просить благословения перед отправлением в банду. Один был на последнем курсе медицинского факультета, другой, кажется, на третьем. Самый младший — Стасик, лет восемнадцати, только
в прошлом году окончил гимназию. Это был общий любимец, румяный, веселый мальчик с блестящими черными глазами.
Неточные совпадения
И когда я теперь вспоминаю эту характерную, не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое
прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое, уходит
в какую-то таинственную дверь мира
в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Это были два самых ярких рассказа пани Будзиньской, но было еще много других — о русалках, о ведьмах и о мертвецах, выходивших из могил. Все это больше относилось к
прошлому. Пани Будзиньская признавала, что
в последнее время народ стал хитрее и поэтому нечисти меньше. Но все же бывает…
Я пишу не историю своего времени. Я просто всматриваюсь
в туманное
прошлое и заношу вереницы образов и картин, которые сами выступают на свет, задевают, освещают и тянут за собой близкие и родственные воспоминания. Я стараюсь лишь об одном: чтобы ясно и отчетливо облечь
в слово этот непосредственный материал памяти, строго ограничивая лукавую работу воображения…
Но, увы! — вглядываясь
в живые картины, выступающие для меня теперь из тумана
прошлого, я решительно вижу себя вынужденным отказаться от этого эффектного мотива.
Не знаю, имел ли автор
в виду каламбур, которым звучало последнее восклицание, но только оно накинуло на всю пьесу дымку какой-то особой печали, сквозь которую я вижу ее и теперь…
Прошлое родины моей матери, когда-то блестящее, шумное, обаятельное, уходит навсегда, гремя и сверкая последними отблесками славы.
Вскоре после этого пьесы, требовавшие польских костюмов, были воспрещены, а еще через некоторое время польский театр вообще надолго смолк
в нашем крае. Но романтическое чувство
прошлого уже загнездилось
в моей душе, нарядившись
в костюмы старой Польши.
Впоследствии,
в минуты невольных уединений, когда я оглядывался на
прошлое и пытался уловить, что именно
в этом
прошлом определило мой жизненный путь,
в памяти среди многих важных эпизодов, влияний, размышлений и чувств неизменно вставала также и эта картина: длинный коридор, мальчик, прижавшийся
в углублении дверей с первыми движениями разумной мечты о жизни, и огромная мундиро — автоматическая фигура с своею несложною формулой...
Точно смешанные голоса переговариваются среди ночи о чем-то,
в том числе обо мне с моим
прошлым.
И я с удивлением замечаю, что
в этом
прошлом вместе с определенными картинами, такими простыми, такими обыденными и прозаическими, когда они происходили,
в душе встает неизвестно откуда сознание, что это было хорошо и прекрасно.
Протяжный, глубокий, немного зловещий шум несся над городишком, точно важный голос, рассказывавший о бурном
прошлом тихому и ничтожному настоящему, погруженному
в серые будни…
Теперь я люблю воспоминание об этом городишке, как любят порой память старого врага. Но, боже мой, как я возненавидел к концу своего пребывания эту затягивающую, как прудовой ил, лишенную живых впечатлений будничную жизнь, высасывавшую энергию, гасившую порывы юного ума своей безответностью на все живые запросы, погружавшую воображение
в бесплодно — романтическое ленивое созерцание мертвого
прошлого.
Сквозь автоматическую оболочку порой, однако, прорывается что-то из другой жизни. Он любит рассказывать о
прошлом.
В каждом классе есть особый мастер, умеющий заводить Лемпи, как часовщик заводит часы. Стоит тронуть какую-то пружину, — старик откладывает скучный журнал, маленькие глазки загораются масленистым мерцанием, и начинаются бесконечные рассказы…
Капитан, как уже сказано, был отличный рассказчик и по временам,
в длинные зимние вечера, любил изображать эпизоды гарнолужского
прошлого с его удивительными нравами.
И опять романтические призраки
прошлого обступают меня кругом, овладевают душой, колышут, баюкают, нежат, уносят
в неведомые края и неведомое время…
Потом мысль моя перешла к книгам, и мне пришла
в голову идея: что, если бы описать просто мальчика, вроде меня, жившего сначала
в Житомире, потом переехавшего вот сюда,
в Ровно; описать все, что он чувствовал, описать людей, которые его окружали, и даже вот эту минуту, когда он стоит на пустой улице и меряет свой теперешний духовный рост со своим
прошлым и настоящим.
Одно время я даже заинтересовался географией с той точки зрения, где можно бы
в наше прозаическое время найти уголок для восстановления Запорожской сечи, и очень обрадовался, услыхав, что Садык — паша Чайковский ищет того же романического
прошлого на Дунае,
в Анатолии и
в Сирии…
Неточные совпадения
Бобчинский.
В том самом номере, где
прошлого года подрались проезжие офицеры.
Случилось ему, правда, встретить нечто подобное
в вольном городе Гамбурге, но это было так давно, что
прошлое казалось как бы задернутым пеленою.
Не пошли ему впрок ни уроки
прошлого, ни упреки собственной совести, явственно предупреждавшей распалившегося старца, что не ему придется расплачиваться за свои грехи, а все тем же ни
в чем не повинным глуповцам.
В третьем и
прошлом году продолжалось то же противодействие мужиков, и уборка шла тем же порядком.
Войдя
в маленький кабинет Кити, хорошенькую, розовенькую, с куколками vieux saxe, [старого саксонского фарфора,] комнатку, такую же молоденькую, розовенькую и веселую, какою была сама Кити еще два месяца тому назад, Долли вспомнила, как убирали они вместе
прошлого года эту комнатку, с каким весельем и любовью.