Неточные совпадения
Полковник просил их итти вперед: но маменьку — нужды нет, что они были так несколько простоваты — где надобно, трудно было их
провести: хотя они и слышали, что пан полковник просит их итти вперед, хотя и знали, что он вывез много петербургской политики, никак же не пошли впереди пана полковника и, идучи сзади его, взглянулись
с батенькою, на лице которого сияла радостная улыбка от ловкости маменькиной.
Проводив такого почетного гостя, батенька должны были уконтентовать прочих, еще оставшихся и желающих показать свое усердие хлебосольному хозяину. Началось
с того, чтобы"погладить дорогу его ясновельможности". Потом благодарность за хлеб-соль и за угощение. Маменька поднесли еще «ручковой», то есть из своих рук. Потом пошло провожание тем же порядком, как и пана полковника, до колясок, повозок, тележек, верховых лошадей и проч., и проч., и, наконец, все гости до единого разъехались.
Без лести сказать, дело давно прошедшее, и мы же
с ним всю жизнь
провели в ссорах и тяжбах, но именно, как бы сам пан Кнышевский читал: так же выводит, так же понижает, так же оксии…
Торжество мое было совершенное. После этого достопримечательного дня мне стало легче. В школе — знал ли я, не знал урока — пан Кнышевский не взыскивал, а по окончании учения брал меня
с собою и
водил в дом богатейших казаков, где мы пели разные псалмы и канты. Ему давали деньги, а меня кормили сотами, огурцами, молочною кашею или чем другим, по усердию.
Маменька же, увидевши, что я не отличился в знании иностранного языка и еще оштрафован родительским щелчком, впрочем весьма чувствительным, от которого у меня в три ручья покатились слезы, маменька
завели меня тихонько в кладовую и — то-то материнское сердце! — накормили меня разными сластями и, приголубливая меня, говорили:"Хорошо делаешь, Трушко, не учись их наукам. Дай бог и
с одною наукою ужиться, а они еще и другую вбивают дитяти в голову".
Войдя в хату одной из вдовых казачек, у коих обыкновенно собираются вечерницы, мы увидели множество девок, сидящих за столом; гребни
с пряжей подле них, но веретена валялись по земле, как и прочие работы, принесенные ими из домов, преспокойно лежали по углам; никто и не думал о них, а девки или играли в дурачки или балагурили
с парубками, которые тут же собирались также во множестве; некоторые из них курили трубки, болтали, рассказывали и тому подобно приятным образом
проводили время.
Часто гляжу на теперешних молодых людей и
с грустным сердцем обращаюсь ко всегдашней мысли моей:"как свет переменяется!"Так ли они
проводят свои лучшие, золотые, молодые годы, как мы?
Сначала я принял умное положение Павлуся: глаза установил в потолок и руки отвесил, но, услыша вопрос, должен был поскорее руки запрятать в карманы, потому что я, следуя методу домине Галушкинского, весь арифметический счет производил по пальцам и суставам. Знав твердо, что у меня на каждой руке по пяти пальцев и на них четырнадцать суставов, я скоро сосчитал восемь и семь и, не
сводя глаз
с потолка, отвечал удовлетворительно.
Куда! она всех посыльных переколотила, и, если бы не обманом, не
свели бы ее оттуда в целый день. А то как сманили
с чердака и ввели в особую комнату, да туда и жениха впустили. Софийка (так была научена маменькою) от него и руками и ногами, знай кричит:"Не хочу, не пойду!"Но жених, рассмотревши ее внимательно, сказал маменьке:"Моя, беру! Благословите только". Как бы и не понравиться кому такой девке? Крупная, полная, румяная, черноволосая, и как будто усики высыпали около больших, толстых, красных губ ее.
Тут призвала свою женщину, которая искусна была все беды от человека
отводить: та пошептала надо мною, умыла меня,"слизала
с лица остуду", напоила наговорною водою, обошла трижды мою таратайку — и я поехал.
Должен вам сказать, что маменька, когда еще живы были, а я уже задумывал жениться, то они, бывало,
заведут меня в большую кладовую, отопрут сундуки
с серебряными вещами и прикажут мне выбирать все лучшее, что мне нравится и сколько пожелаю взять.
Взъехали. Нас ввели в большой каменный дом и
провели в особые три покоя. Да какие?
С зеркалами, со стульями и кроватями.
— А чтоб они не дождали! — отвечал всегда
с сердцем Кузьма. — Здесь, как видно, все москаль наголо.
С ними знайся, а камень за пазухой держи. Берегитесь вы их, а меня уже не
проведут.
— Атож, — отвечал он, не смотря на меня и не
сводя глаз
с реки.
Я тут же
свел много знакомств
с неизвестными мне людьми, и был ими очень ласкаем.
Утро
провел я, любуясь рекою, и до обеда не сходил
с места. Любуюсь и не налюбуюсь! Меня занимала мысль все одна: что, если бы эта река да у нас в Хороле? Сколько бы добра из нее можно сделать? Мельницы чудесные, винокурни преотменные! А здесь она впусте течет.
С этими приятелями и другими, подружившимися со мною, я
проводил время преприятно.
Пока отыскал своего Горба-Маявецкого и был без денег, то нарочно старался отыскивать побольше приятелей, чтобы они меня звали
с собою обедать и в театры
водили.
Ночи мы
проводили покойно, то есть со стороны брата Петруся не было ни трубления в рога и никакого шума, как он и обещал; но все же не пришел познакомиться
с своею любезнейшею невесткою, как долг от него требовал, по респекту к прекрасному полу. Правда, ведь он не был в Санкт-Петербурге, как, например, хоть бы и я.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа
завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Аммирал-вдовец по морям ходил, // По морям ходил, корабли
водил, // Под Ачаковом бился
с туркою, // Наносил ему поражение, // И дала ему государыня // Восемь тысяч душ в награждение.
Кличет старосту // И
заводит с ним речь окольную;
Его
водили под руки // То господа усатые, // То молодые барыни, — // И так, со всею свитою, //
С детьми и приживалками, //
С кормилкою и нянькою, // И
с белыми собачками, // Все поле сенокосное // Помещик обошел.