Неточные совпадения
В самом деле, вьюга усилилась до такой степени, что в двух шагах невозможно
было различать предметов. Снежная равнина, взрываемая порывистым ветром, походила на бурное море; холод ежеминутно увеличивался, а ветер превратился в совершенный вихрь. Целые облака пушистого снега крутились в воздухе и не только ослепляли путешественников, но даже мешали им дышать свободно. Ведя за собою лошадей, которые на каждом шагу оступались и вязнули в глубоких сугробах, они прошли версты две, не отыскав
дороги.
— Как бы снег не так валил, то нам бы и думать нечего. Эй ты, мерзлый! Полно, брат, гарцевать, сиди смирнее! Ну, теперь отлегло от сердца; а давеча пришлось
было так жутко, хоть тут же ложись да умирай… Ахти, постой-ка: никак,
дорога пошла направо. Мы опять едем целиком.
Проехав версты две, они очутились при въезде в темный бор;
дорога шла опушкою леса; среди частого кустарника, подобно огромным седым привидениям, угрюмо возвышались вековые сосны и ветвистые
ели; на их исполинских вершинах, покрытых инеем, играли первые лучи восходящего солнца, и длинные тени их, устилая всю
дорогу, далеко ложились в чистом поле.
А я прыг на коня, в задние ворота, проселком, выскакал на большую
дорогу, да и
был таков!
Беспрестанные изгибы и повороты
дороги, которая часто суживалась до того, что двум конным нельзя
было ехать рядом, способствовали им укрыться от преследования густой толпы всадников, которые, стесняясь в узких местах, мешали друг другу и должны
были поневоле останавливаться.
— Что бог велит, то и
будет. Но теперь, боярин, дело идет не о том: по какой
дороге нам ехать? Вот их две: направо в лес, налево из лесу… Да кстати, вон едет мужичок с хворостом. Эй, слушай-ка, дядя! По которой
дороге выедем мы в отчину боярина Кручины-Шалонского?
— Что ты! какой он изменник! Когда город взяли, все изменники и бунтовщики заперлись в соборе, под которым
был пороховой погреб, подожгли сами себя и все сгибли до единого. Туда им и
дорога!.. Но не погневайся, я пойду и доложу о тебе боярину.
— Безумные! — вскричал боярин. — Да неужели для них честнее служить внуку сандомирского воеводы, чем державному королю польскому?.. Я уверен, что пан Гонсевский без труда усмирит этих крамольников; теперь Сапега и Лисовский не станут им помогать… Но милости просим,
дорогие гости! Не угодно ли
выпить и закусить чего-нибудь?
— Ну,
дорогие гости! — сказал он. — Этот кубок должен всех обойти. Кто
пьет из него, — прибавил он, бросив грозный взгляд на Юрия, — тот друг наш; кто не
пьет, тот враг и супостат! За здравие светлейшего, державнейшего Сигизмунда, короля польского и царя русского! Да здравствует!
— Ой ли? Смотри, чтоб достало!.. Погостишь, погостишь, да надо же в
дорогу… Не близко место, не скоро до дому дойдешь… Да еще неравно и проводы
будут… Береги денежку на черный день!
Напротив, Юрий, привыкший с младенчества к благочестию в доме отца своего, ожидал только удобной минуты, чтобы уйти в свою комнату; он желал этого тем более, что день клонился уже к вечеру, а ему должно
было отправиться чем свет в
дорогу.
— Жаль, брат Омляш, жаль, что ты
был в отлучке! Без тебя знатная
была работа: купчина богатый, а клади-то в повозках, клади! Да и серебреца нашлось довольно. Мне сказывали, ты опять в
дорогу?
— Да, черт побери!.. — отвечал кто-то сиповатым басом. — Не дадут соснуть порядком. Я думал, что недельки на две отделался, — не тут-то
было! Боярин посылает меня в ночь на нижегородскую
дорогу, верст за сорок.
— Отсюда близехонько
есть небольшой выселок — вон там… за этим лесом. Я боялся вас проглядеть, так стоял постоем на большой
дороге.
— За нами дело не станет, — сказал Алексей. — Мы
поели, лошади также, хоть сейчас в
дорогу.
Тут
дорога, которая версты две извивалась полями, повернула налево и пошла лесом. Кирша попевал беззаботно веселые песни, заговаривал с проезжим, шутил; одним словом, можно
было подумать, что он совершенно спокоен и не опасается ничего. Но в то же время малейший шорох возбуждал все его внимание: он приостанавливал под разными предлогами своего коня, бросал зоркий взгляд на обе стороны
дороги и, казалось, хотел проникнуть взором в самую глубину леса.
— Авось, боярин! Бог милостив! — примолвил Кирша, садясь на лошадь. — Здесь
есть другая
дорога. Говорят, она больно плоха, да все лучше: зато остановки не
будет.
Подле самой часовни
дорога делилась надвое: та, которая шла направо, едва
была заметна и походила более на межевую просеку, чем на большую
дорогу.
Путешественники стали держаться левой стороны; хотя с большим трудом, но попали наконец на прежнюю
дорогу и часа через два, выехав из лесу, очутились на луговой стороне Волги, против того места, где впадает в нее широкая Ока. Огромные льдины неслись вниз по ее течению; весь противоположный берег усыпан
был народом, а на утесистой горе нагорной стороны блестели главы соборных храмов и белелись огромные башни высоких стен знаменитого Новагорода Низовския земли.
— Конечно, что прошло, то прошло!.. Но вот нам несут поужинать. Не взыщи,
дорогой гость, на убогость моей трапезы! Чем богаты, тем и рады: сегодня я
ем постное. Ты, может
быть, не понедельничаешь, Юрий Дмитрич? И на что тебе! Не все должны с таким упорством измозжать плоть свою, как я — многогрешный. Садись-ка, мой родимый, да похлебай этой ушицы. Стерляжья, батюшка! У меня свой садок, и не только стерляди, осетры никогда не переводятся.
В начале августа месяца, в одно прекрасное утро, какой-то прохожий, с небольшою котомкою за плечами и весьма бедно одетый, едва переступая от усталости, шел по большой нижегородской
дороге, которая в сем месте
была проложена почти по самому берегу Волги.
Впереди всех, на вороном коне, ехал начальник отряда; он отличался от других казаков не платьем, которое
было весьма просто, но богатой конской сбруею и блестящим оружием, украшенным
дорогою серебряной насечкой.
О ведьмах не говорят уже и в самом Киеве; злые духи остались в одних операх, а романтические разбойники, по милости классических капитан-исправников, вовсе перевелись на святой Руси; и бедный путешественник, мечтавший насладиться всеми ужасами ночного нападения, приехав домой, со вздохом разряжает свои пистолеты и разве иногда может похвастаться мужественным своим нападением на станционного смотрителя, который, бог знает почему, не давал ему до самой полуночи лошадей, или победою над упрямым извозчиком, у которого, верно,
было что-нибудь на уме, потому что он ехал шагом по тяжелой песчаной
дороге и, подъезжая к одному оврагу, насвистывал песню.
С лишком за двести лет до этого, то
есть во времена междуцарствия, хотя мы и не можем сказать утвердительно, живали ли в Муромских лесах ведьмы, лешие и злые духи, но, по крайней мере, это народное поверье существовало тогда еще во всей своей силе; что ж касается до разбойников, то, несмотря на старания губных старост, огнищан и всей земской полиции тогдашнего времени,
дорога Муромским лесом вовсе
была небезопасна.
— Как бы то ни
было, Тимофей Федорович, а делать нечего, надобно пуститься наудалую. Но так как, по мне, все лучше попасться в руки к Пожарскому, чем к этим проклятым шишам, то мой совет — одним нам в
дорогу не ездить.
— Отдохни, боярин, — сказал запорожец, вынимая из сумы флягу с вином и кусок пирога, — да на-ка хлебни и закуси чем бог послал. Теперь надо
будет тебе покрепче сидеть на коне: сейчас пойдет
дорога болотом, и нам придется ехать поодиночке, так поддерживать тебя
будет некому.
— Степан Кондратьевич, — сказал передовой, подойдя к одному из бояр, который
был дороднее и осанистее другого, — вот этот молодец говорит, что
дорога на Теплый Стан осталась у нас позади.
— Ну вот, — вскричал дородный боярин, — не говорил ли я, что нам должно
было ехать по той
дороге? А все ты, Фома Сергеевич! Недаром вещает премудрый Соломон: «Неразумие мужа погубляет пути его».
— Знаю, знаю! уж ты раз десять мне это рассказывал, — перервал дородный боярин. — Войдем-ка лучше в избу да перекусим чего-нибудь. Хоть и сказано: «От плодов устен твоих насытишь чрево свое», но от одного разглагольствования сыт не
будешь. А вы смотрите с коней не слезать; мы сейчас отправимся опять в
дорогу.
Часа через два и наши путешественники отправились также в
дорогу. Отдохнув целые сутки в Муроме, они на третий день прибыли во Владимир; и когда Юрий объявил, что намерен ехать прямо в Сергиевскую лавру, то Кирша, несмотря на то что должен
был для этого сделать довольно большой крюк, взялся проводить его с своими казаками до самого монастырского посада.
Читатели наши, без сомнения, уже догадались, что боярин, едущий в сопровождении казаков,
был Юрий Дмитрич Милославский. Когда они доехали до святых ворот, то Кирша, спеша возвратиться под Москву, попросил Юрия отслужить за него молебен преподобному Сергию и, подаря ему коня, отбитого у польского наездника, и литовскую богатую саблю, отправился далее по московской
дороге. Милославский, подойдя к монастырским служителям, спросил: может ли он видеть архимандрита?
Юрий и Алексей должны
были поневоле следовать за своими провожатыми и, проскакав верст пять проселочной
дорогой, въехали в селение, окруженное почти со всех сторон болотами и частым березовым лесом.
— По ярославской
дороге все благополучно, — отвечал рыжеватый детина с разбойничьим лицом. — Сегодня, почитай, никого проезжих не
было.
— Что это, боярин? Уж не о смертном ли часе ты говоришь? Оно правда, мы все под богом ходим, и ты едешь не на свадебный пир; да господь милостив! И если загадывать вперед, так лучше думать, что не по тебе станут служить панихиду, а ты сам отпоешь благодарственный молебен в Успенском соборе; и верно, когда по всему Кремлю под колокольный звон раздастся: «Тебе бога хвалим», — ты
будешь смотреть веселее теперешнего… А!.. Наливайко! — вскричал отец Еремей, увидя входящего казака. Ты с троицкой
дороги? Ну что?