Неточные совпадения
— Ах, боже мой! представьте себе, какая дистракция! [рассеянность! (от франц. distraction)] Я совсем забыла,
что вы помолвлены. Теперь понимаю: вы едете к вашей невесте. О, это другое дело! Вам будет весело и в Москве, и в деревне, и на краю
света. L'amour embellit tout. [Любовь все украшает. (Прим. автора)]
С детской откровенностию милого ребенка она высказывала мне все,
что приходило ей в голову, и часто удивляла меня своим незатейливым, но ясным и верным понятием о
свете.
— Да, да! толкуй себе! — перервал Андрей, —
что, чай, у нас хорошо?.. От одной гонки
свету божьего не взвидишь. Ну, пусть у них кормы дороже, да зато и езда-то какая? А у нас?.. скачи себе сломя голову.
— Ах, боже мой, боже мой!
что мне делать? — вскричал отчаянным голосом купец. — Я готов дать все на
свете, только бога ради, господин смотритель, отпустите меня скорее.
— Эх, сударь! — перервал Егор, —
что вы ее слушаете? Она весь
свет хоронит.
То,
что в
свете называют страстию, это бурное, мятежное ощущение всегда болтливо; но чистая, самим небом благословляемая любовь, это чувство величайшего земного наслаждения, не изъясняется словами.
— Да, сударь, чуть было не прыгнул в Елисейские. Вы знаете моего персидского жеребца, Султана? Я стал показывать конюху, как его выводить, — черт знает,
что с ним сделалось! Заиграл, да как хлысть меня под самое дыханье! Поверите ль,
света божьего невзвидел! Как меня подняли, как раздели, как Сенька-коновал пустил мне кровь, ничего не помню! Насилу на другой день очнулся.
— Да, Владимир! я жив и даже не ранен; но поручика моего французы отправили на тот
свет. Жаль! славный был малой. Да постой-ка:
что у тебя рука? Ты ранен.
— Да так-то плоха,
что и сказать нельзя. Объездом лучше; а все, как станете подъезжать к селу, так — не роди мать на
свете!.. грязь по ступицу. Вот я поеду подле вас да укажу, где надо своротить с дороги.
Я согласилась принадлежать вам и, клянусь богом, не изменила бы моему обещанию, если бы он встретился со мною во всем прежнем своем блеске, благолучный, одаренный всем,
чему завидуют в
свете.
Что в самом деле! не нами
свет начался, не нами кончится.
— Не дальше и не ближе, как Москва от французов.
Что если бы… на
свете все круговая порука, и ежели французы побывают в Москве, так почему бы, кажется, и нам не загулять в Париж? К тому ж и вежливость требует…
Выходцев с того
света не закидали бы таким множеством вопросов, как наших друзей, которые были в Москве и видели своими глазами все,
что там делается.
— Ну, садись и рассказывай,
что слышно нового?
Что у вас делают? Долго ли нам кочевать вокруг Данцига? Не поговаривают ли о сдаче? Ведь мы здесь настоящие провинциалы: не знаем ничего,
что делается в большом
свете. Ну,
что ж молчишь? Говори,
что нового?
Задыхаясь от боли и досады, я собирался уже укусить за ногу этого злодея; но он закричал: «Repliez — vous!» [Отступайте! (франц.)] — отскочил назад, в один миг исчез вместе с своими солдатами; и я успел только заметить при
свете выстрелов,
что этот крикун был в богатом гусарском мундире.
Ух! какая свинцовая гора свалилась с моего сердца! Я бросился обнимать казака, перекрестился, захохотал как сумасшедший, потом заплакал как ребенок, отдал казаку последний мой талер и пустился бегом по валу. В несколько минут я добежал до рощи; между деревьев блеснули русские штыки: это были мои солдаты, которые, построясь для смены, ожидали меня у самого аванпоста. Весь тот день я чувствовал себя нездоровым, на другой слег в постелю и схлебнул такую горячку,
что чуть-чуть не отправился на тот
свет.
Слабый
свет из передней отразился в одном углу темной комнаты, и я хотя с трудом, но рассмотрел,
что он завален рогатинами.
Долго скрывали от меня истину; наконец, когда и последний защитник мой занемог сильной горячкою и почувствовал приближение смерти, то объявил мне,
что мужа моего нет уже на
свете.
Несколько лет уже продолжался общий мир во всей Европе; торговля процветала, все народы казались спокойными, и Россия, забывая понемногу прошедшие бедствия, начинала уже пользоваться плодами своих побед и неимоверных пожертвований; мы отдохнули, и русские полуфранцузы появились снова в обществах, снова начали бредить Парижем и добиваться почетного названия — обезьян вертлявого народа, который продолжал кричать по-прежнему,
что мы варвары, а французы первая нация в
свете; вероятно, потому,
что русские сами сожгли Москву, а Париж остался целым.
В тысяче политических книжонок наперерыв доказывали,
что мы никогда не были победителями,
что за нас дрался холод,
что французы нас всегда били, и благодаря нашему смирению и русскому обычаю — верить всему печатному, а особливо на французском языке — эти письменные ополчение против нашей военной славы начинали уже понемножку находить отголоски в гостиных комнатах большого
света.
Казалось, ему надо бы понимать,
что свет закрыт для него с Анной; но теперь в голове его родились какие-то неясные соображения, что так было только в старину, а что теперь, при быстром прогрессе (он незаметно для себя теперь был сторонником всякого прогресса), что теперь взгляд общества изменился и что вопрос о том, будут ли они приняты в общество, еще не решен.
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял,
что свет отражается на поверхности воды, налитой в чан, — вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля. В центре кольца на воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь
свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Да объяви всем, чтоб знали:
что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на
свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю узнать,
что есть нового на
свете. Я вам скажу,
что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше,
чем в «Московских ведомостях»!
Так с бородой козел // Гулял по
свету ранее, //
Чем праотец Адам, // А дураком считается // И посейчас козел!..
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то,
что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в
свете быть возможно.