— Ведь вы ее любите же очень, — отвечала Нелли,
не подымая на меня глаз. — А коли любите, стало быть, замуж ее возьмете, когда тот уедет.
Неточные совпадения
Но бедняк и тут
не понял; он засуетился еще больше прежнего, нагнулся
поднять свой платок, старый, дырявый синий платок, выпавший из шляпы, и стал кликать свою собаку, которая лежала
не шевелясь
на полу и, по-видимому, крепко спала, заслонив свою морду обеими лапами.
Он
не договорил,
поднял ее и крепко обнял. Она судорожно прижалась к его груди и скрыла
на его плече свою голову.
Она рыдала до того, что с ней сделалась истерика. Насилу я развел ее руки, обхватившие меня. Я
поднял ее и отнес
на диван. Долго еще она рыдала, укрыв лицо в подушки, как будто стыдясь смотреть
на меня, но крепко стиснув мою руку в своей маленькой ручке и
не отнимая ее от своего сердца.
— Я
не сержусь, — проговорила она робко,
подняв на меня такой светлый, такой любящий взгляд; потом вдруг схватила мою руку, прижала к моей груди лицо и отчего-то заплакала.
«
Не может быть, чтоб ты
не знал, как поступить, — промелькнуло у меня в мыслях. — Уж
не на смех ли ты меня
подымаешь?»
А между прочим, я хотел объяснить вам, что у меня именно есть черта в характере, которую вы еще
не знали, — это ненависть ко всем этим пошлым, ничего
не стоящим наивностям и пасторалям, и одно из самых пикантных для меня наслаждений всегда было прикинуться сначала самому
на этот лад, войти в этот тон, обласкать, ободрить какого-нибудь вечно юного Шиллера и потом вдруг сразу огорошить его; вдруг
поднять перед ним маску и из восторженного лица сделать ему гримасу, показать ему язык именно в ту минуту, когда он менее всего ожидает этого сюрприза.
—
Не хочу, потому что вы злой. Да, злой, злой, — прибавила она,
подымая голову и садясь
на постели против старика. — Я сама злая, и злее всех, но вы еще злее меня!.. — Говоря это, Нелли побледнела, глаза ее засверкали; даже дрожавшие губы ее побледнели и искривились от прилива какого-то сильного ощущения. Старик в недоумении смотрел
на нее.
Он схватил ее и,
подняв как ребенка, отнес в свои кресла, посадил ее, а сам упал перед ней
на колена. Он целовал ее руки, ноги; он торопился целовать ее, торопился наглядеться
на нее, как будто еще
не веря, что она опять вместе с ним, что он опять ее видит и слышит, — ее, свою дочь, свою Наташу! Анна Андреевна, рыдая, охватила ее, прижала голову ее к своей груди и так и замерла в этом объятии,
не в силах произнесть слова.
Она была покойна, свежа. А ему втеснилось в душу, напротив, беспокойство, желание узнать, что у ней теперь на уме, что в сердце, хотелось прочитать в глазах, затронул ли он хоть нервы ее; но она ни разу
не подняла на него глаз. И потом уже, когда после игры подняла, заговорила с ним — все то же в лице, как вчера, как третьего дня, как полгода назад.
Неточные совпадения
Он
не посмотрел бы
на то, что ты чиновник, а,
поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался.
— Уж будто вы
не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я
не вдруг ответила. // Корчагу
подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я слова
не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу
на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила // Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
У богатого, // У богатины, // Чуть
не подняли //
На рогатину. // Весь в гвоздях забор // Ощетинился, // А хозяин-вор, // Оскотинился.
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то
поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я
на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? //
На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и тот, кто
на ногах,
не поднимает уже никогда того, кто
на земи.