Неточные совпадения
Николай Сергеич был один из тех добрейших и наивно-романтических людей, которые
так хороши у нас на Руси, что бы ни говорили о них, и которые, если уж полюбят
кого (иногда бог знает за что), то отдаются ему всей душой, простирая иногда свою привязанность до комического.
— А что? Ничего с ней, — отозвался Николай Сергеич неохотно и отрывисто, — здорова.
Так, в лета входит девица, перестала младенцем быть, вот и все.
Кто их разберет, эти девичьи печали да капризы?
— Прости, прости меня, девочка! Прости, дитя мое! — говорил я, — я
так вдруг объявил тебе, а может быть, это еще не то… бедненькая!..
Кого ты ищешь? Старика, который тут жил?
Коли сорвался да упал куда-нибудь,
так, может,
кто и нашел его, а
кому найти, кроме негоали Матрены?
Чего доброго, не надоумил ли его господь и не ходил ли он в самом деле к Наташе, да одумался дорогой, или что-нибудь не удалось, сорвалось в его намерении, — как и должно было случиться, — и вот он воротился домой, рассерженный и уничтоженный, стыдясь своих недавних желаний и чувств, ища, на
ком сорвать сердце за свою же слабость,и выбирая именно тех,
кого наиболее подозревал в
таких же желаниях и чувствах.
— Мой приход к вам в
такой час и без доклада — странен и вне принятых правил; но я надеюсь, вы поверите, что, по крайней мере, я в состоянии сознать всю эксцентричность моего поступка. Я знаю тоже, с
кем имею дело; знаю, что вы проницательны и великодушны. Подарите мне только десять минут, и я надеюсь, вы сами меня поймете и оправдаете.
Мы поспешно сбежали вниз. Я взял первого попавшегося ваньку, на скверной гитаре. Видно, Елена очень торопилась, коли согласилась сесть со мною. Всего загадочнее было то, что я даже и расспрашивать ее не смел. Она
так и замахала руками и чуть не соскочила с дрожек, когда я спросил,
кого она дома
так боится? «Что за таинственность?» — подумал я.
«С
кем же я-то теперь останусь, — говорила она, — с
такой радостью да сидя одна в четырех стенах?» Наконец я убедил ее отпустить меня, представив ей, что Наташа теперь ждет меня не дождется.
На презрение человека низкого она, конечно, отвечала бы только презрением, но все-таки болела бы сердцем за насмешку над тем, что считала святынею,
кто бы ни смеялся.
—
Так меня мамаша звала… И никто
так меня не звал, никогда, кроме нее… И я не хотела сама, чтоб меня
кто звал
так, кроме мамаши… А вы зовите; я хочу… Я вас буду всегда любить, всегда любить…
— Нелли,
кто ж он был
такой прежде? — спросил я, подождав немного.
— Он был прежде богатый… Я не знаю,
кто он был, — отвечала она. — У него был какой-то завод…
Так мамаша мне говорила. Она сначала думала, что я маленькая, и всего мне не говорила. Все, бывало, целует меня, а сама говорит: все узнаешь; придет время, узнаешь, бедная, несчастная! И все меня бедной и несчастной звала. И когда ночью, бывало, думает, что я сплю (а я нарочно, не сплю, притворюсь, что сплю), она все плачет надо мной, целует меня и говорит: бедная, несчастная!
— С величайшим удовольствием, — отвечал князь, — и позвольте мне прибавить от всей души, что я редко в
ком встречал более благоразумного и ясного взгляда на
такие дела… Но вот, кажется, и Алеша.
— Что за галиматья! — вскричал князь с беспокойством, — и
кто этот Безмыгин? Нет, это
так оставить нельзя…
— Катерина Федоровна, я забыл спросить:
кто эти Левинька и Боринька, к которым
так часто ездит Алеша?
Вы знаете, с
кем имеете дело, ее вы любите, и потому я надеюсь теперь, что вы употребите все свое влияние (а вы-таки имеете на нее влияние), чтоб избавить ее от некоторыххлопот.
Я чувствую, что я отвлекусь от рассказа, но в эту минуту мне хочется думать об одной только Нелли. Странно: теперь, когда я лежу на больничной койке один, оставленный всеми,
кого я
так много и сильно любил, — теперь иногда одна какая-нибудь мелкая черта из того времени, тогда часто для меня не приметная и скоро забываемая, вдруг приходя на память, внезапно получает в моем уме совершенно другое значение, цельное и объясняющее мне теперь то, чего я даже до сих пор не умел понять.
Я прямо сказал, что люблю очень Катю, но что как бы я ее ни любил и
кого бы я ни любил, я все-таки без нее, без Наташи, обойтись не могу и умру.
Так он должен был думать, заключил я мое мнение, и вот почему не докончил письма, и, может быть, из всего этого произойдут еще новые оскорбления, которые еще сильнее почувствуются, чем первые, и,
кто знает, примирение, может быть, еще надолго отложится…
— А что, к
кому это ты тогда ходил,
так высоко, вот помнишь, мы встретились, когда бишь это? — третьего дня, кажется, — спросил он вдруг довольно небрежно, но все-таки как-то отводя от меня свои глаза в сторону.
На его лицо (ты ведь знаешь выражение его лица, Ваня) я спокойно смотреть не могла:
такого выражения ни у
кого не бывает,а засмеется он,
так у меня холод и дрожь была…
Ни к
кому не ходи; будь одна, бедная, и работай, а нет работы,
так милостыню проси, а к ним не ходи».
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда
кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные
такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Скажите!
такой просвещенный гость, и терпит — от
кого же? — от каких-нибудь негодных клопов, которым бы и на свет не следовало родиться. Никак, даже темно в этой комнате?
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек! В жисть не был в присутствии
такой важной персоны, чуть не умер со страху. Как вы думаете, Петр Иванович,
кто он
такой в рассуждении чина?
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я
такой! я не посмотрю ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Анна Андреевна. Ну, да
кто он
такой? генерал?