Неточные совпадения
— Ну, а коли я
соврал, — воскликнул он вдруг невольно, — коли действительно
не подлец человек, весь вообще, весь род, то есть человеческий, то значит, что остальное все — предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..
— Это денег-то
не надо! Ну, это, брат,
врешь, я свидетель!
Не беспокойтесь, пожалуйста, это он только так… опять вояжирует. [Вояжирует — здесь: грезит, блуждает в царстве снов (от фр. voyager — путешествовать).] С ним, впрочем, это и наяву бывает… Вы человек рассудительный, и мы будем его руководить, то есть попросту его руку водить, он и подпишет. Принимайтесь-ка…
— Это пусть, а все-таки вытащим! — крикнул Разумихин, стукнув кулаком по столу. — Ведь тут что всего обиднее? Ведь
не то, что они
врут; вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет. Нет, то досадно, что
врут, да еще собственному вранью поклоняются. Я Порфирия уважаю, но… Ведь что их, например, перво-наперво с толку сбило? Дверь была заперта, а пришли с дворником — отперта: ну, значит, Кох да Пестряков и убили! Вот ведь их логика.
Ну, конечно, бабушкин сон рассказывает,
врет, как лошадь, потому я этого Душкина знаю, сам он закладчик и краденое прячет, и тридцатирублевую вещь
не для того, чтоб «преставить», у Миколая подтибрил.
—
Врешь ты, деловитости нет, — вцепился Разумихин. — Деловитость приобретается трудно, а с неба даром
не слетает. А мы чуть
не двести лет как от всякого дела отучены… Идеи-то, пожалуй, и бродят, — обратился он к Петру Петровичу, — и желание добра есть, хоть и детское; и честность даже найдется, несмотря на то, что тут видимо-невидимо привалило мошенников, а деловитости все-таки нет! Деловитость в сапогах ходит.
Да и пусть
врут: зато потом
врать не будут…
Не обращайте внимания: я
вру; я вас недостоин…
Видите, барыни, — остановился он вдруг, уже поднимаясь на лестницу в нумера, — хоть они у меня там все пьяные, но зато все честные, и хоть мы и
врем, потому ведь и я тоже
вру, да довремся же, наконец, и до правды, потому что на благородной дороге стоим, а Петр Петрович…
не на благородной дороге стоит.
— Стой! — закричал Разумихин, хватая вдруг его за плечо, — стой! Ты
наврал! Я надумался: ты
наврал! Ну какой это подвох? Ты говоришь, что вопрос о работниках был подвох? Раскуси: ну если б это ты сделал, мог ли б ты проговориться, что видел, как мазали квартиру… и работников? Напротив: ничего
не видал, если бы даже и видел! Кто ж сознается против себя?
— Да как же, вот этого бедного Миколку вы ведь как, должно быть, терзали и мучили, психологически-то, на свой манер, покамест он
не сознался; день и ночь, должно быть, доказывали ему: «ты убийца, ты убийца…», — ну, а теперь, как он уж сознался, вы его опять по косточкам разминать начнете: «
Врешь, дескать,
не ты убийца!
Не мог ты им быть!
Не свои ты слова говоришь!» Ну, так как же после этого должность
не комическая?
— Это другая сплетня! — завопил он. — Совсем, совсем
не так дело было! Вот уж это-то
не так! Это все Катерина Ивановна тогда
наврала, потому что ничего
не поняла! И совсем я
не подбивался к Софье Семеновне! Я просто-запросто развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить в ней протест… Мне только протест и был нужен, да и сама по себе Софья Семеновна уже
не могла оставаться здесь в нумерах!
— А, ты вот куда заехал! — крикнул Лебезятников. —
Врешь! Зови полицию, а я присягу приму! Одного только понять
не могу: для чего он рискнул на такой низкий поступок! О жалкий, подлый человек!
— Да ведь и я знаю, что
не вошь, — ответил он, странно смотря на нее. — А впрочем, я
вру, Соня, — прибавил он, — давно уже
вру… Это все
не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!.. Я давно ни с кем
не говорил, Соня… Голова у меня теперь очень болит.
— Прощай, Родион. Я, брат… было одно время… а впрочем, прощай, видишь, было одно время… Ну, прощай! Мне тоже пора. Пить
не буду. Теперь
не надо…
врешь!
— Ничего вы
не могли слышать,
врете вы все!
— Друг, друг, в унижении, в унижении и теперь. Страшно много человеку на земле терпеть, страшно много ему бед! Не думай, что я всего только хам в офицерском чине, который пьет коньяк и развратничает. Я, брат, почти только об этом и думаю, об этом униженном человеке, если только
не вру. Дай Бог мне теперь не врать и себя не хвалить. Потому мыслю об этом человеке, что я сам такой человек.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок!
Врет,
врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь
не спишь, стараешься для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Не верит:
врут, разбойники!
Г-жа Простакова.
Врет он, друг мой сердечный! Нашел деньги, ни с кем
не делись. Все себе возьми, Митрофанушка.
Не учись этой дурацкой науке.
Г-жа Простакова. Что? Что ты это, Пафнутьич,
врешь? Я
не вслушалась.
Проводив княгиню Бетси до сеней, еще раз поцеловав ее руку выше перчатки, там, где бьется пульс, и,
наврав ей еще такого неприличного вздору, что она уже
не знала, сердиться ли ей или смеяться, Степан Аркадьич пошел к сестре. Он застал ее в слезах.