— Да, да, вы правы; да, я виноват, — заговорил опять князь в
ужасной тоске, — и знаете: ведь она одна, одна только Аглая смотрела на Настасью Филипповну… Остальные никто ведь так не смотрели.
«Господи, какая невыносимая тоска! Слабость ли это или мое законное право? Неужели мне считать жизнь оконченною, неужели всю готовность труда, всю необходимость обнаружения держать под спудом, пока потребности заглохнут, и тогда начать пустую жизнь? Можно было бы жить с единой целью внутреннего образования, но середь кабинетных занятий является та же
ужасная тоска. Я должен обнаруживаться, — ну, пожалуй, по той же необходимости, по которой пищит сверчок… и еще годы надобно таскать эту тяжесть!»
Чувство необычайной, огромной радости овладело им; что-то кончилось, развязалось; какая-то
ужасная тоска отошла и рассеялась совсем. Так ему казалось. Пять недель продолжалась она. Он поднимал руку, смотрел на смоченное кровью полотенце и бормотал про себя: «Нет, уж теперь совершенно все кончилось!» И во все это утро, в первый раз в эти три недели, он почти и не подумал о Лизе, — как будто эта кровь из порезанных пальцев могла «поквитать» его даже и с этой тоской.
Неточные совпадения
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная,
ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая
тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.
Давным-давно как зародилась в нем вся эта теперешняя
тоска, нарастала, накоплялась и в последнее время созрела и концентрировалась, приняв форму
ужасного, дикого и фантастического вопроса, который замучил его сердце и ум, неотразимо требуя разрешения.
Гретхен в
тоске, сначала речитатив, тихий, но
ужасный, мучительный, а хоры гремят мрачно, строго, безучастно:
Но и эта мысль о тлетворном духе, казавшаяся ему еще только давеча столь
ужасною и бесславною, не подняла теперь в нем давешней
тоски и давешнего негодования.
—
Тоска ужасная! вот пока вы здесь были, было отлично, а теперь опять.