Неточные совпадения
— Гм. Я опасаюсь не того, видите ли. Доложить я обязан, и к
вам выйдет секретарь, окромя если
вы… Вот то-то вот и есть, что окромя.
Вы не по бедности
просить к генералу, осмелюсь, если можно узнать?
— Стало быть, если долго ждать, то я бы
вас попросил: нельзя ли здесь где-нибудь покурить? У меня трубка и табак с собой.
— О, я ведь не в этой комнате
просил; я ведь знаю; а я бы вышел куда-нибудь, где бы
вы указали, потому я привык, а вот уж часа три не курил. Впрочем, как
вам угодно и, знаете, есть пословица: в чужой монастырь…
Давеча ваш слуга, когда я у
вас там дожидался, подозревал, что я на бедность пришел к
вам просить; я это заметил, а у
вас, должно быть, на этот счет строгие инструкции; но я, право, не за этим, а, право, для того только, чтобы с людьми сойтись.
— Нет, еще не
просила; да, может быть, и никогда не
попросит.
Вы, Иван Федорович, помните, конечно, про сегодняшний вечер?
Вы ведь из нарочито приглашенных.
— Благодарю
вас, генерал,
вы поступили со мной как чрезвычайно добрый человек, тем более что я даже и не
просил; я не из гордости это говорю; я и действительно не знал, куда голову приклонить. Меня, правда, давеча позвал Рогожин.
А
вас, mesdames,
прошу его попотчевать, потому что он, кажется, и голоден…
— О, они не повторяются так часто, и притом он почти как ребенок, впрочем образованный. Я было
вас, mesdames, — обратился он опять к дочерям, — хотел
попросить проэкзаменовать его, все-таки хорошо бы узнать, к чему он способен.
— Гаврила Ардалионович
просил меня
вам передать, — сказал князь, подавая ей записку.
— Извините меня, напротив, мне тотчас же удалось передать вашу записку, в ту же минуту как
вы дали, и точно так, как
вы просили. Она очутилась у меня опять, потому что Аглая Ивановна сейчас передала мне ее обратно.
Что если бы
вы сделали это, не торгуясь с нею, разорвали бы всё сами, не
прося у ней вперед гарантии, то она, может быть, и стала бы вашим другом.
— Ну, да уж я довольно перенес чрез
вас сегодня. Одним словом, я
вас прошу.
— Еще и то заметьте, Гаврила Ардалионович, чем же я был давеча связан, и почему я не мог упомянуть о портрете? Ведь
вы меня не
просили.
— Я пришел
вас предупредить: во-первых, мне денег взаймы не давать, потому что я непременно буду
просить.
— Князь, мамаша
вас к себе
просит, — крикнул заглянувший в дверь Коля. Князь привстал было идти, но генерал положил правую ладонь на его плечо и дружески пригнул опять к дивану.
Об одном буду очень
просить: если мой муж как-нибудь обратится к
вам по поводу уплаты за квартиру, то
вы скажите ему, что отдали мне.
То есть отданное и Ардалиону Александровичу все равно для
вас в счет бы пошло, но я единственно для аккуратности
вас прошу…
— Папенька, я
вас прошу выйти на два слова, — дрожащим, измученным голосом проговорил Ганя, машинально схватив отца за плечо. Бесконечная ненависть кипела в его взгляде.
— Ну, еще бы! Вам-то после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья
просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.
—
Просил у
вас отец денег? — спросил вдруг Ганя.
— А я
вас именно хотел
попросить, не можете ли
вы, как знакомый, ввести меня сегодня вечером к Настасье Филипповне? Мне это надо непременно сегодня же; у меня дело; но я совсем не знаю, как войти. Я был давеча представлен, но все-таки не приглашен: сегодня там званый вечер. Я, впрочем, готов перескочить через некоторые приличия, и пусть даже смеются надо мной, только бы войти как-нибудь.
— Я очень рад, что
вас здесь встретил, Коля, — обратился к нему князь, — не можете ли
вы мне помочь? — Мне непременно нужно быть у Настасьи Филипповны. Я
просил давеча Ардалиона Александровича, но он вот заснул. Проводите меня, потому я не знаю ни улиц, ни дороги. Адрес, впрочем, имею: у Большого театра, дом Мытовцовой.
— Не
просите прощения, — засмеялась Настасья Филипповна, — этим нарушится вся странность и оригинальность. А правду, стало быть, про
вас говорят, что
вы человек странный. Так
вы, стало быть, меня за совершенство почитаете, да?
— Всех, всех впусти, Катя, не бойся, всех до одного, а то и без тебя войдут. Вон уж как шумят, точно давеча. Господа,
вы, может быть, обижаетесь, — обратилась она к гостям, — что я такую компанию при
вас принимаю? Я очень сожалею и прощения
прошу, но так надо, а мне очень, очень бы желалось, чтобы
вы все согласились быть при этой развязке моими свидетелями, хотя, впрочем, как
вам угодно…
— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я… не так ожидала… Да что же
вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с князем! Кто-то, кажется,
просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу, слышали? За князя, у него полтора миллиона, он князь Мышкин и меня берет!
Потому-то мы и вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как
вы угрожали сейчас) за то только, что мы не
просим, а требуем, и за неприличие визита в такой поздний час (хотя мы пришли и не в поздний час, а
вы же нас в лакейской прождать заставили), потому-то, говорю, и пришли, ничего не боясь, что предположили в
вас именно человека с здравым смыслом, то есть с честью и совестью.
Так ты, миленький, у них же и прощения
просишь, — подхватила она, опять обращаясь к князю, — «виноват, дескать, что осмелился
вам капитал предложить…», а ты чего, фанфаронишка, изволишь смеяться! — накинулась она вдруг на племянника Лебедева, — «мы, дескать, от капитала отказываемся, мы требуем, а не
просим!» А точно того и не знает, что этот идиот завтра же к ним опять потащится свою дружбу и капиталы им предлагать!
«Требуем, а не
просим, и никакой благодарности от нас не услышите, потому что
вы для удовлетворения своей собственной совести делаете!» Экая мораль: да ведь коли от тебя никакой благодарности не будет, так ведь и князь может сказать тебе в ответ, что он к Павлищеву не чувствует никакой благодарности, потому что и Павлищев делал добро для удовлетворения собственной совести.
— Если
вы позволите, то я
попросил бы у князя чашку чаю… Я очень устал. Знаете что, Лизавета Прокофьевна,
вы хотели, кажется, князя к себе вести чай пить; останьтесь-ка здесь, проведемте время вместе, а князь наверно нам всем чаю даст. Простите, что я так распоряжаюсь… Но ведь я знаю
вас,
вы добрая, князь тоже… мы все до комизма предобрые люди…
— Я
вас не
просил, Аглая Ивановна, — вырвалось вдруг у князя.
— Я хотел сказать… я хотел сказать, — затрепетал князь, — я хотел только изъяснить Аглае Ивановне… иметь такую честь объяснить, что я вовсе не имел намерения… иметь честь
просить ее руки… даже когда-нибудь… Я тут ни в чем не виноват, ей-богу, не виноват, Аглая Ивановна! Я никогда не хотел, и никогда у меня в уме не было, никогда не захочу,
вы сами увидите; будьте уверены! Тут какой-нибудь злой человек меня оклеветал пред
вами! Будьте спокойны!
— Да милости
просим, пожалуйте; я слишком рад и без объяснений; а за ваше доброе слово о дружеских отношениях очень
вас благодарю.
Вы извините, что я сегодня рассеян; знаете, я как-то никак не могу быть в эту минуту внимательным.
— Мог. Всё возможно в пьяном виде, как
вы с искренностью выразились, многоуважаемый князь! Но
прошу рассудить-с: если я вытрусил бумажник из кармана, переменяя сюртук, то вытрушенный предмет должен был лежать тут же на полу. Где же этот предмет-с?
Не
просил он денег у
вас, многоуважаемый князь?
— Послушайте, Лебедев, — смутился князь окончательно, — послушайте, действуйте тихо! Не делайте шуму! Я
вас прошу, Лебедев, я
вас умоляю… В таком случае клянусь, я буду содействовать, но чтобы никто не знал; чтобы никто не знал!
— Довольно!
Вы меня поняли, и я спокоен, — заключил он вдруг вставая, — сердце, как ваше, не может не понять страждущего. Князь,
вы благородны, как идеал! Что пред
вами другие? Но
вы молоды, и я благословляю
вас. В конце концов я пришел
вас просить назначить мне час для важного разговора, и вот в чем главнейшая надежда моя. Я ищу одной дружбы и сердца, князь; я никогда не мог сладить с требованиями моего сердца.
— Любите, а так мучаете! Помилуйте, да уж тем одним, что он так на вид положил
вам пропажу, под стул да в сюртук, уж этим одним он
вам прямо показывает, что не хочет с
вами хитрить, а простодушно у
вас прощения
просит. Слышите: прощения
просит! Он на деликатность чувств ваших, стало быть, надеется; стало быть, верит в дружбу вашу к нему. А
вы до такого унижения доводите такого… честнейшего человека!
— Зачем
вы так говорите, — бормотал он, — зачем
вы…
просите… прощения…
— Не совсем, многоуважаемый князь, — не без злости ответил Лебедев, — правда, я хотел было
вам вручить,
вам, в ваши собственные руки, чтоб услужить… но рассудил лучше там услужить и обо всем объявить благороднейшей матери… так как и прежде однажды письмом известил, анонимным; и когда написал давеча на бумажке, предварительно,
прося приема, в восемь часов двадцать минут, тоже подписался: «Ваш тайный корреспондент»; тотчас допустили, немедленно, даже с усиленною поспешностью задним ходом… к благороднейшей матери.
— Я
вас прошу не говорить об этом со мной, Ипполит, и в таких выражениях.
Кто
вас просил нас сватать и меня уговаривать идти за него?