Неточные совпадения
Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря
на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его
взглядом.
— Вы князь Мышкин? — спросил он чрезвычайно любезно и вежливо. Это был очень красивый молодой человек, тоже лет двадцати восьми, стройный блондин, средневысокого роста, с маленькою наполеоновскою бородкой, с умным и очень красивым лицом. Только улыбка его, при всей ее любезности, была что-то уж слишком тонка; зубы выставлялись при этом что-то уж слишком жемчужно-ровно;
взгляд, несмотря
на всю веселость и видимое простодушие его, был что-то уж слишком пристален и испытующ.
Взгляд князя был до того ласков в эту минуту, а улыбка его до того без всякого оттенка хотя бы какого-нибудь затаенного неприязненного ощущения, что генерал вдруг остановился и как-то вдруг другим образом посмотрел
на своего гостя; вся перемена
взгляда совершилась в одно мгновение.
Генерал был удовлетворен. Генерал погорячился, но уж видимо раскаивался, что далеко зашел. Он вдруг оборотился к князю, и, казалось, по лицу его вдруг прошла беспокойная мысль, что ведь князь был тут и все-таки слышал. Но он мгновенно успокоился, при одном
взгляде на князя можно была вполне успокоиться.
Так по
взгляду моему
на вас говорю.
— А женились бы вы
на такой женщине? — продолжал Ганя, не спуская с него своего воспаленного
взгляда.
С другой стороны, опытность и глубокий
взгляд на вещи подсказали Тоцкому очень скоро и необыкновенно верно, что он имеет теперь дело с существом совершенно из ряду вон, что это именно такое существо, которое не только грозит, но и непременно сделает, и, главное, ни пред чем решительно не остановится, тем более что решительно ничем в свете не дорожит, так что даже и соблазнить его невозможно.
Но тут-то и пригодилась Тоцкому его верность
взгляда: он сумел разгадать, что Настасья Филипповна и сама отлично понимает, как безвредна она в смысле юридическом, но что у ней совсем другое
на уме и… в сверкавших глазах ее.
Он припоминал, впрочем, и прежде мгновения, когда иногда странные мысли приходили ему при
взгляде, например,
на эти глаза: как бы предчувствовался в них какой-то глубокий и таинственный мрак.
Тоцкий, который, как все погулявшие
на своем веку джентльмены, с презрением смотрел вначале, как дешево досталась ему эта нежившая душа, в последнее время несколько усомнился в своем
взгляде.
Сначала с грустною улыбкой, а потом, весело и резво рассмеявшись, она призналась, что прежней бури во всяком случае и быть не могло; что она давно уже изменила отчасти свой
взгляд на вещи, и что хотя и не изменилась в сердце, но все-таки принуждена была очень многое допустить в виде совершившихся фактов; что сделано, то сделано, что прошло, то прошло, так что ей даже странно, что Афанасий Иванович все еще продолжает быть так напуганным.
Он смутился и не договорил; он
на что-то решался и как бы боролся сам с собой. Князь ожидал молча. Ганя еще раз испытующим, пристальным
взглядом оглядел его.
Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при
взгляде на эти черты.
Аглая остановилась, взяла записку и как-то странно поглядела
на князя. Ни малейшего смущения не было в ее
взгляде, разве только проглянуло некоторое удивление, да и то, казалось, относившееся к одному только князю. Аглая своим
взглядом точно требовала от него отчета, — каким образом он очутился в этом деле вместе с Ганей? — и требовала спокойно и свысока. Они простояли два-три мгновения друг против друга; наконец что-то насмешливое чуть-чуть обозначилось в лице ее; она слегка улыбнулась и прошла мимо.
Во всяком случае, он ждал от нее скорее насмешек и колкостей над своим семейством, а не визита к нему; он знал наверно, что ей известно всё, что происходит у него дома по поводу его сватовства и каким
взглядом смотрят
на нее его родные.
Ганя обмер; упрашивать было уже нечего и некогда, и он бросил
на Варю такой угрожающий
взгляд, что та поняла, по силе этого
взгляда, что значила для ее брата эта минута.
— Папенька, я вас прошу выйти
на два слова, — дрожащим, измученным голосом проговорил Ганя, машинально схватив отца за плечо. Бесконечная ненависть кипела в его
взгляде.
— Как? И ты тут, князь? — рассеянно проговорил Рогожин, отчасти удивленный встречей с князем. — Всё в штиблетишках, э-эх! — вздохнул он, уже забыв о князе и переводя
взгляд опять
на Настасью Филипповну, всё подвигаясь и притягиваясь к ней, как к магниту.
Настасья Филипповна обмерила его насмешливым и высокомерным
взглядом, но взглянула
на Варю и
на Нину Александровну, поглядела
на Ганю и вдруг переменила тон.
Все устремили
взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общее любопытство получило новый и чрезвычайный толчок. Фердыщенку не сиделось; Рогожин смотрел в недоумении и в ужасном беспокойстве переводил
взгляды то
на князя, то
на Птицына. Дарья Алексеевна в ожидании была как
на иголках. Даже Лебедев не утерпел, вышел из своего угла, и, согнувшись в три погибели, стал заглядывать в письмо чрез плечо Птицына, с видом человека, опасающегося, что ему сейчас дадут за это колотушку.
Сам Рогожин весь обратился в один неподвижный
взгляд. Он оторваться не мог от Настасьи Филипповны, он упивался, он был
на седьмом небе.
На другой или
на третий день после переезда Епанчиных, с утренним поездом из Москвы прибыл и князь Лев Николаевич Мышкин. Его никто не встретил в воксале; но при выходе из вагона князю вдруг померещился странный, горячий
взгляд чьих-то двух глаз, в толпе, осадившей прибывших с поездом. Поглядев внимательнее, он уже ничего более не различил. Конечно, только померещилось; но впечатление осталось неприятное. К тому же князь и без того был грустен и задумчив и чем-то казался озабоченным.
В одной одежде была полная перемена: всё платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в платье был недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда шьют добросовестные, но не очень талантливые портные) и, сверх того,
на человека, нисколько этим не интересующегося, так что при внимательном
взгляде на князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и нашел бы чему улыбнуться.
Дверь отворил сам Парфен Семеныч; увидев князя, он до того побледнел и остолбенел
на месте, что некоторое время похож был
на каменного истукана, смотря своим неподвижным и испуганным
взглядом и скривив рот в какую-то в высшей степени недоумевающую улыбку, — точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти чудесное.
Один портрет во весь рост привлек
на себя внимание князя: он изображал человека лет пятидесяти, в сюртуке покроя немецкого, но длиннополом, с двумя медалями
на шее, с очень редкою и коротенькою седоватою бородкой, со сморщенным и желтым лицом, с подозрительным, скрытным и скорбным
взглядом.
Подходит ко мне: «Купи, барин, крест серебряный, всего за двугривенный отдаю; серебряный!» Вижу в руке у него крест и, должно быть, только что снял с себя,
на голубой, крепко заношенной ленточке, но только настоящий оловянный с первого
взгляда видно, большого размера, осьмиконечный полного византийского рисунка.
Да, это были те самые глаза (и в том, что те самые, нет уже никакого теперь сомнения!), которые сверкнули
на него утром, в толпе, когда он выходил из вагона Николаевской железной дороги; те самые (совершенно те самые!),
взгляд которых он поймал потом давеча, у себя за плечами, садясь
на стул у Рогожина.
В те же несколько минут, которые он пробыл
на террасе при Епанчиных, он держал себя скромно, с достоинством, и нисколько не потерялся от решительных
взглядов Лизаветы Прокофьевны, два раза оглядевшей его с головы до ног.
Он надеялся нажить большие деньги как адвокат, и расчет его был не только тонкий и мастерской, но вернейший: он основывался
на легкости, с которою князь дает деньги, и
на благодарно-почтительном чувстве его к покойному Павлищеву; он основывался, наконец (что важнее всего),
на известных рыцарских
взглядах князя насчет обязанностей чести и совести.
— Не беспокойтесь, Аглая Ивановна, — спокойно отвечал Ипполит, которого подскочившая к нему Лизавета Прокофьевна схватила и неизвестно зачем крепко держала за руку; она стояла пред ним и как бы впилась в него своим бешеным
взглядом, — не беспокойтесь, ваша maman разглядит, что нельзя бросаться
на умирающего человека… я готов разъяснить, почему я смеялся… очень буду рад позволению…
— Вас удержала Аглая Ивановна; ведь я не ошибаюсь? Это ведь ваша дочь Аглая Ивановна? Она так хороша, что я давеча с первого
взгляда угадал ее, хоть и никогда не видал. Дайте мне хоть
на красавицу-то в последний раз в жизни посмотреть, — какою-то неловкою, кривою улыбкой улыбнулся Ипполит, — вот и князь тут, и супруг ваш, и вся компания. Отчего вы мне отказываете в последнем желании?
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и в то же время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся
на каждом слове, так что всё это, вместе с его чахоточным видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным
взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
Вдруг Ипполит поднялся, ужасно бледный и с видом страшного, доходившего до отчаяния стыда
на искаженном своем лице. Это выражалось преимущественно в его
взгляде, ненавистно и боязливо глянувшем
на собрание, и в потерянной, искривленной и ползучей усмешке
на вздрагивавших губах. Глаза он тотчас же опустил и побрел, пошатываясь и всё так же улыбаясь, к Бурдовскому и Докторенку, которые стояли у выхода с террасы; он уезжал с ними.
Евгений Павлович стоял
на ступеньках лестницы как пораженный громом. Лизавета Прокофьевна тоже стала
на месте, но не в ужасе и оцепенении, как Евгений Павлович: она посмотрела
на дерзкую так же гордо и с таким же холодным презрением, как пять минут назад
на «людишек», и тотчас же перевела свой пристальный
взгляд на Евгения Павловича.
Что же касается до букв Н. Ф. Б., то,
на его
взгляд, тут была одна только невинная шалость, самая даже детская шалость, так что и задумываться об этом сколько-нибудь было бы совестно и даже в одном отношении почти бесчестно.
С первого
взгляда на него князю подумалось, что по крайней мере этот господин должен знать всю подноготную безошибочно, — да и как не знать, имея таких помощников, как Варвара Ардалионовна и супруг ее?
У него даже мелькнула мысль: «Нельзя ли что-нибудь сделать из этого человека чьим-нибудь хорошим влиянием?» Собственное свое влияние он считал по некоторым причинам весьма негодным, — не из самоумаления, а по некоторому особому
взгляду на вещи.
Ну, так как, по-вашему, будет: это извращение понятий и убеждений, эта возможность такого кривого и замечательного
взгляда на дело, есть ли это случай частный или общий?
— Как вы думаете, князь? — не дослушал Евгений Павлович, поймав
на себе любопытный и серьезный
взгляд князя Льва Николаевича. — Как вам кажется: частный это случай или общий? Я, признаюсь, для вас и выдумал этот вопрос.
— Иногда вдруг он начинал приглядываться к Аглае и по пяти минут не отрывался
взглядом от ее лица; но
взгляд его был слишком странен: казалось, он глядел
на нее как
на предмет, находящийся от него за две версты, или как бы
на портрет ее, а не
на нее самоё.
По ее
взгляду и понятиям, слишком много произошло и обнаружилось в этом происшествии, так что в голове ее, несмотря
на весь беспорядок и испуг, зарождались уже мысли решительные.
В сверкавших глазах его высказывалось, кроме какого-то блуждающего, постоянного беспокойства, и какое-то неопределенное нетерпение;
взгляд его переходил без цели с предмета
на предмет, с одного лица
на другое.
Князь выпил всего два или три бокала и был только весел. Привстав из-за стола, он встретил
взгляд Евгения Павловича, вспомнил о предстоящем между ними объяснении и улыбнулся приветливо. Евгений Павлович кивнул ему головой и вдруг показал
на Ипполита, которого пристально наблюдал в эту самую минуту. Ипполит спал, протянувшись
на диване.
— Так… не читать? — прошептал он ему как-то опасливо, с кривившеюся улыбкой
на посиневших губах, — не читать? — пробормотал он, обводя
взглядом всю публику, все глаза и лица, и как будто цепляясь опять за всех с прежнею, точно набрасывающеюся
на всех экспансивностью, — вы… боитесь? — повернулся он опять к князю.
И во
взгляде его мелькнула вдруг бесконечная ненависть, несмотря
на всё еще не унимавшуюся в нем дрожь от испуга.
Он поскорей глотнул из стакана воды, поскорей облокотился
на стол, чтобы закрыться от
взглядов, и с упорством стал продолжать чтение. Стыд скоро, впрочем, прошел…
Лицо этого господина, которому было лет двадцать восемь
на вид, смуглое и сухое, обрамленное черными бакенбардами, с выбритым до лоску подбородком, показалось мне довольно приличным и даже приятным; оно было угрюмо, с угрюмым
взглядом, но с каким-то болезненным оттенком гордости, слишком легко раздражающейся.
Природа мерещится при
взгляде на эту картину в виде какого-то огромного, неумолимого и немого зверя, или, вернее, гораздо вернее сказать, хоть и странно, — в виде какой-нибудь громадной машины новейшего устройства, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, глухо и бесчувственно, великое и бесценное существо — такое существо, которое одно стоило всей природы и всех законов ее, всей земли, которая и создавалась-то, может быть, единственно для одного только появления этого существа!
— Да, для нее, — тихо ответил князь, грустно и задумчиво склонив голову и не подозревая, каким сверкающим
взглядом глянула
на него Аглая, — для нее, чтобы только узнать… Я не верю в ее счастье с Рогожиным, хотя… одним словом, я не знаю, что бы я мог тут для нее сделать и чем помочь, но я приехал.
Действительно, Ипполиту было несколько лучше прежнего, что заметно было с первого
на него
взгляда.