Неточные совпадения
Иногда
взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но ни усталость, ни скука не могли ни
на минуту согнать с лица мягкость, которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если
на лицо набегала из души туча заботы,
взгляд туманился,
на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Но опытный глаз человека с чистым вкусом одним беглым
взглядом на все, что тут было, прочел бы только желание кое-как соблюсти decorum [видимость (лат.).] неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет. Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало.
Никогда не поймаешь
на лице его следа заботы, мечты, что бы показывало, что он в эту минуту беседует сам с собою, или никогда тоже не увидишь, чтоб он устремил пытливый
взгляд на какой-нибудь внешний предмет, который бы хотел усвоить своему ведению.
Беглый
взгляд на этого человека рождал идею о чем-то грубом и неопрятном.
В эти блаженные дни
на долю Ильи Ильича тоже выпало немало мягких, бархатных, даже страстных
взглядов из толпы красавиц, пропасть многообещающих улыбок, два-три непривилегированные поцелуя и еще больше дружеских рукопожатий, с болью до слез.
Но, смотришь, промелькнет утро, день уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается
на спину и, устремив печальный
взгляд в окно, к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся
на чей-то четырехэтажный дом.
Может быть, даже это чувство было в противоречии с собственным
взглядом Захара
на личность Обломова, может быть, изучение характера барина внушало другие убеждения Захару. Вероятно, Захар, если б ему объяснили о степени привязанности его к Илье Ильичу, стал бы оспаривать это.
А тут тебе
на траву то обед, то завтрак принесет какая-нибудь краснощекая прислужница, с голыми, круглыми и мягкими локтями и с загорелой шеей; потупляет, плутовка,
взгляд и улыбается…
Явился низенький человек, с умеренным брюшком, с белым лицом, румяными щеками и лысиной, которую с затылка, как бахрома, окружали черные густые волосы. Лысина была кругла, чиста и так лоснилась, как будто была выточена из слоновой кости. Лицо гостя отличалось заботливо-внимательным ко всему,
на что он ни глядел, выражением, сдержанностью во
взгляде, умеренностью в улыбке и скромно-официальным приличием.
Захар, чувствуя неловкость от этого безмолвного созерцания его особы, делал вид, что не замечает барина, и более, нежели когда-нибудь, стороной стоял к нему и даже не кидал в эту минуту своего одностороннего
взгляда на Илью Ильича.
Захар не отвечал: он, кажется, думал: «Ну, чего тебе? Другого, что ли, Захара? Ведь я тут стою», и перенес
взгляд свой мимо барина, слева направо; там тоже напомнило ему о нем самом зеркало, подернутое, как кисеей, густою пылью: сквозь нее дико, исподлобья смотрел
на него, как из тумана, собственный его же угрюмый и некрасивый лик.
Он с неудовольствием отвратил
взгляд от этого грустного, слишком знакомого ему предмета и решился
на минуту остановить его
на Илье Ильиче.
Взгляды их встретились.
Да и зачем оно, это дикое и грандиозное? Море, например? Бог с ним! Оно наводит только грусть
на человека: глядя
на него, хочется плакать. Сердце смущается робостью перед необозримой пеленой вод, и не
на чем отдохнуть
взгляду, измученному однообразием бесконечной картины.
Напрасно поэт стал бы глядеть восторженными глазами
на нее: она так же бы простодушно глядела и
на поэта, как круглолицая деревенская красавица глядит в ответ
на страстные и красноречивые
взгляды городского волокиты.
После чая все займутся чем-нибудь: кто пойдет к речке и тихо бродит по берегу, толкая ногой камешки в воду; другой сядет к окну и ловит глазами каждое мимолетное явление: пробежит ли кошка по двору, пролетит ли галка, наблюдатель и ту и другую преследует
взглядом и кончиком своего носа, поворачивая голову то направо, то налево. Так иногда собаки любят сидеть по целым дням
на окне, подставляя голову под солнышко и тщательно оглядывая всякого прохожего.
Может быть, когда дитя еще едва выговаривало слова, а может быть, еще вовсе не выговаривало, даже не ходило, а только смотрело
на все тем пристальным немым детским
взглядом, который взрослые называют тупым, оно уж видело и угадывало значение и связь явлений окружающей его сферы, да только не признавалось в этом ни себе, ни другим.
— Нет, Татьяна Ивановна, — отвечал Захар, бросив
на нее свой односторонний
взгляд, — не то что нынче: совсем никуда не годен стал — и говорить-то тошно!
Захар медленно поворотил к нему голову и остановил
на нем мутный
взгляд.
— А вы тут все мерзавцы, сколько вас ни
на есть! — скороговоркой сказал он, окинув всех односторонним
взглядом. — Дадут тебе чужое платье драть! Я пойду барину скажу! — прибавил он и быстро пошел домой.
Захар остановился
на дороге, быстро обернулся и, не глядя
на дворню, еще быстрее ринулся
на улицу. Он дошел, не оборачиваясь ни
на кого, до двери полпивной, которая была напротив; тут он обернулся, мрачно окинул
взглядом все общество и еще мрачнее махнул всем рукой, чтоб шли за ним, и скрылся в дверях.
На ее
взгляд, во всей немецкой нации не было и не могло быть ни одного джентльмена. Она в немецком характере не замечала никакой мягкости, деликатности, снисхождения, ничего того, что делает жизнь так приятною в хорошем свете, с чем можно обойти какое-нибудь правило, нарушить общий обычай, не подчиниться уставу.
А в сыне ей мерещился идеал барина, хотя выскочки, из черного тела, от отца бюргера, но все-таки сына русской дворянки, все-таки беленького, прекрасно сложенного мальчика, с такими маленькими руками и ногами, с чистым лицом, с ясным, бойким
взглядом, такого,
на каких она нагляделась в русском богатом доме, и тоже за границею, конечно, не у немцев.
Они посмотрели друг
на друга молча, как будто пронзали
взглядом один другого насквозь.
Простой, то есть прямой, настоящий
взгляд на жизнь — вот что было его постоянною задачею, и, добираясь постепенно до ее решения, он понимал всю трудность ее и был внутренне горд и счастлив всякий раз, когда ему случалось заметить кривизну
на своем пути и сделать прямой шаг.
— Помилуй, Илья! — сказал Штольц, обратив
на Обломова изумленный
взгляд. — Сам-то ты что ж делаешь? Точно ком теста, свернулся и лежишь.
Не услышишь филиппики с пеной
на губах отсутствующему, не подметишь брошенного
на тебя
взгляда с обещанием и тебе того же, чуть выйдешь за дверь.
Пришел Захар и, найдя Обломова не
на постели, мутно поглядел
на барина, удивляясь, что он
на ногах. В этом тупом
взгляде удивления написано было: «Обломовщина!»
Но не все смешил ее Штольц: через полчаса она слушала его с любопытством и с удвоенным любопытством переносила глаза
на Обломова, а Обломову от этих
взглядов — хоть сквозь землю провалиться.
«Что они такое говорят обо мне?» — думал он, косясь в беспокойстве
на них. Он уже хотел уйти, но тетка Ольги подозвала его к столу и посадила подле себя, под перекрестный огонь
взглядов всех собеседников.
Он боязливо обернулся к Штольцу, — его уже не было, взглянул
на Ольгу и встретил устремленный
на него все тот же любопытный
взгляд.
За ужином она сидела
на другом конце стола, говорила, ела и, казалось, вовсе не занималась им. Но едва только Обломов боязливо оборачивался в ее сторону, с надеждой, авось она не смотрит, как встречал ее
взгляд, исполненный любопытства, но вместе такой добрый…
С этой минуты настойчивый
взгляд Ольги не выходил из головы Обломова. Напрасно он во весь рост лег
на спину, напрасно брал самые ленивые и покойные позы — не спится, да и только. И халат показался ему противен, и Захар глуп и невыносим, и пыль с паутиной нестерпима.
Когда они обедали со Штольцем у ее тетки, Обломов во время обеда испытывал ту же пытку, что и накануне, жевал под ее
взглядом, говорил, зная, чувствуя, что над ним, как солнце, стоит этот
взгляд, жжет его, тревожит, шевелит нервы, кровь. Едва-едва
на балконе, за сигарой, за дымом, удалось ему
на мгновение скрыться от этого безмолвного, настойчивого
взгляда.
Обломов глядел
на нее молча; она ответила ему простым, молчаливым
взглядом.
У него
на лице сияла заря пробужденного, со дна души восставшего счастья; наполненный слезами
взгляд устремлен был
на нее.
Она мгновенно оставила его руку и изменилась в лице. Ее
взгляд встретился с его
взглядом, устремленным
на нее:
взгляд этот был неподвижный, почти безумный; им глядел не Обломов, а страсть.
В мечтах перед ним носился образ высокой, стройной женщины, с покойно сложенными
на груди руками, с тихим, но гордым
взглядом, небрежно сидящей среди плющей в боскете, легко ступающей по ковру, по песку аллеи, с колеблющейся талией, с грациозно положенной
на плечи головой, с задумчивым выражением — как идеал, как воплощение целой жизни, исполненной неги и торжественного покоя, как сам покой.
Грезилась ему
на губах ее улыбка, не страстная, глаза, не влажные от желаний, а улыбка, симпатичная к нему, к мужу, и снисходительная ко всем другим;
взгляд, благосклонный только к нему и стыдливый, даже строгий, к другим.
А подле гордо-стыдливой, покойной подруги спит беззаботно человек. Он засыпает с уверенностью, проснувшись, встретить тот же кроткий, симпатичный
взгляд. И чрез двадцать, тридцать лет
на свой теплый
взгляд он встретил бы в глазах ее тот же кроткий, тихо мерцающий луч симпатии. И так до гробовой доски!
Ей, казалось, было жаль, что случилось что-то такое, что помешало ей мучить Обломова устремленным
на него любопытным
взглядом и добродушно уязвлять его насмешками над лежаньем, над ленью, над его неловкостью…
— Можно мне с вами? — спросил он вдруг, кинув
на нее пытливый
взгляд.
Захар только отвернется куда-нибудь, Анисья смахнет пыль со столов, с диванов, откроет форточку, поправит шторы, приберет к месту кинутые посреди комнаты сапоги, повешенные
на парадных креслах панталоны, переберет все платья, даже бумаги, карандаши, ножичек, перья
на столе — все положит в порядке; взобьет измятую постель, поправит подушки — и все в три приема; потом окинет еще беглым
взглядом всю комнату, подвинет какой-нибудь стул, задвинет полуотворенный ящик комода, стащит салфетку со стола и быстро скользнет в кухню, заслыша скрипучие сапоги Захара.
Ее воображению открыта теперь самая поэтическая сфера жизни: ей должны сниться юноши с черными кудрями, стройные, высокие, с задумчивой, затаенной силой, с отвагой
на лице, с гордой улыбкой, с этой искрой в глазах, которая тонет и трепещет во
взгляде и так легко добирается до сердца, с мягким и свежим голосом, который звучит как металлическая струна.
— Что это такое? Что-нибудь ужасное, — говорила она, устремив мысль
на этот вопрос, а пытливый
взгляд на него.
У этой женщины впереди всего шло уменье жить, управлять собой, держать в равновесии мысль с намерением, намерение с исполнением. Нельзя было застать ее неприготовленную, врасплох, как бдительного врага, которого, когда ни подкараульте, всегда встретите устремленный
на вас, ожидающий
взгляд.
Взгляд ее не следил за ним, как прежде. Она смотрела
на него, как будто давно знала, изучила его, наконец, как будто он ей ничего, все равно как барон, — словом, он точно не видал ее с год, и она
на год созрела.
Но он чувствовал, что малейший намек
на это вызовет у ней
взгляд удивления, потом прибавит холодности в обращении, может быть, и совсем пропадет та искра участия, которую он так неосторожно погасил в самом начале. Надо ее раздуть опять, тихо и осторожно, но как — он решительно не знал.
— Мою досаду, — сказала она, глядя
на него прямо, сосредоточенным
взглядом, и улыбка говорила, что она знает, что делает.
Он то с восторгом, украдкой кидал
взгляд на ее головку,
на стан,
на кудри, то сжимал ветку.