Неточные совпадения
— С величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы
меня полюбили. Даже, может быть, сегодня же приду, если успею. Потому,
я вам скажу откровенно, вы
мне сами очень
понравились, и особенно когда про подвески бриллиантовые рассказывали. Даже и прежде подвесок
понравились, хотя у вас и сумрачное лицо. Благодарю вас тоже за обещанное
мне платье и за шубу, потому
мне действительно платье и шуба скоро понадобятся. Денег же у
меня в настоящую минуту почти ни копейки нет.
— Ну да; не
нравится мне этот ваш Фердыщенко: сальный шут какой-то. И не понимаю, почему его так поощряет Настасья Филипповна? Да он взаправду, что ли, ей родственник?
— Ну, извините, — перебил генерал, — теперь ни минуты более не имею. Сейчас
я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (
я уж в таком виде постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и
понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает, то не взыщите, когда-нибудь в другое время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
— Почему? Что тут странного? Отчего ему не рассказывать? Язык есть.
Я хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам
понравилась Швейцария, первое впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет.
— С тех пор
я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во
мне симпатия.
Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее животное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла
мне вдруг вся Швейцария стала
нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть.
— Да и об осле было умно, — заметила Александра, — князь рассказал очень интересно свой болезненный случай и как все ему
понравилось чрез один внешний толчок.
Мне всегда было интересно, как люди сходят с ума и потом опять выздоравливают. Особенно если это вдруг сделается.
—
Мне это вовсе не
понравилось, и
я после того немного болен был, но признаюсь, что смотрел как прикованный, глаз оторвать не мог.
—
Я хочу ему два слова сказать — и довольно! — быстро отрезала генеральша, останавливая возражение. Она была видимо раздражена. — У нас, видите ли, князь, здесь теперь всё секреты. Всё секреты! Так требуется, этикет какой-то, глупо. И это в таком деле, в котором требуется наиболее откровенности, ясности, честности. Начинаются браки, не
нравятся мне эти браки…
— Да,
мне ваш брат не очень
нравится.
—
Мне ваша сестра очень
понравилась.
Я не
нравлюсь тут, потому что вилять не хочу; а надо бы.
— Эге! Да с вами надо осторожнее. Черт знает, вы и тут яду влили. А кто знает, может быть, вы
мне и враг? Кстати, ха-ха-ха! И забыл спросить: правда ли
мне показалось, что вам Настасья Филипповна что-то слишком
нравится, а?
— А знаете, князь, вы
мне очень
нравитесь. Давешний ваш случай у
меня из ума нейдет.
— Да и вы
мне очень
нравитесь, Коля.
И
понравился мне, знаете, этот русский старик, так сказать, коренной русак, de la vraie souche. [преизбыток (фр.).]
Да постой, говорит,
я тебе сама про это прочту!» Вскочила, принесла книгу: «Это стихи», говорит, и стала
мне в стихах читать о том, как этот император в эти три дня заклинался отомстить тому папе: «Неужели, говорит, это тебе не
нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно, говорю, что ты прочла».
— Ну,
мне только не растеряй, снеси, хоть и без почтительности, но только с уговором, — прибавила она, пристально его оглядывая, — до порога только и допущу, а принять сегодня тебя не намерена. Дочь Веру присылай хоть сейчас,
мне она очень
нравится.
Вы его уж очень лестно описали, господин Келлер, в вашей статье, — обратился князь, вдруг засмеявшись, к боксеру, — но он
мне совсем не
понравился.
—
Я не знаю ваших мыслей, Лизавета Прокофьевна. Вижу только, что письмо это вам очень не
нравится. Согласитесь, что
я мог бы отказаться отвечать на такой вопрос; но чтобы показать вам, что
я не боюсь за письмо и не сожалею, что написал, и отнюдь не краснею за него (князь покраснел еще чуть не вдвое более),
я вам прочту это письмо, потому что, кажется, помню его наизусть.
— Трудно объяснить, только не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, — надежд… ну, одним словом, надежд будущего и радости о том, что, может быть,
я там не чужой, не иностранец.
Мне очень вдруг на родине
понравилось. В одно солнечное утро
я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней — не знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и
мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.
—
Нравится вам местоположение?
Я иногда рано, часов в семь утра, когда все еще спят, сюда одна прихожу сидеть.
— Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения нет, — засмеялся наконец и князь, — и даже, может быть, вы решили
меня немножко и обмануть. Но ведь что ж,
я вас не боюсь; притом же
мне теперь как-то всё равно, поверите ли? И… и… и так как
я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный, то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим тем, что дружески сойдемся. Вы
мне очень
понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек!
Но когда
я, в марте месяце, поднялся к нему наверх, чтобы посмотреть, как они там „заморозили“, по его словам, ребенка, и нечаянно усмехнулся над трупом его младенца, потому что стал опять объяснять Сурикову, что он „сам виноват“, то у этого сморчка вдруг задрожали губы, и он, одною рукой схватив
меня за плечо, другою показал
мне дверь и тихо, то есть чуть не шепотом, проговорил
мне: „Ступайте-с!“
Я вышел, и
мне это очень
понравилось,
понравилось тогда же, даже в ту самую минуту, как он
меня выводил; но слова его долго производили на
меня потом, при воспоминании, тяжелое впечатление какой-то странной, презрительной к нему жалости, которой бы
я вовсе не хотел ощущать.
Дом его поразил
меня; похож на кладбище, а ему, кажется,
нравится, что, впрочем, понятно: такая полная, непосредственная жизнь, которою он живет, слишком полна сама по себе, чтобы нуждаться в обстановке.
«У
меня был маленький карманный пистолет;
я завел его, когда еще был ребенком, в тот смешной возраст, когда вдруг начинают
нравиться истории о дуэлях, о нападениях разбойников, о том, как и
меня вызовут на дуэль и как благородно
я буду стоять под пистолетом.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вы, как
я вижу, не охотник до сигарок. А
я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше
нравятся — брюнетки или блондинки?
Хлестаков. Покорно благодарю.
Я сам тоже —
я не люблю людей двуличных.
Мне очень
нравится ваша откровенность и радушие, и
я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай
мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое
нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только
я, право, боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
Марья Антоновна. Фи, маменька, голубое!
Мне совсем не
нравится: и Ляпкина-Тяпкина ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше
я надену цветное.
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и все это такое… Ах, как хорошо!
Я страх люблю таких молодых людей!
я просто без памяти.
Я, однако ж, ему очень
понравилась:
я заметила — все на
меня поглядывал.