Неточные совпадения
В одном из таких веселых и довольных собою городков, с самым милейшим населением, воспоминание о котором останется неизгладимым
в моем сердце, встретил я Александра Петровича Горянчикова, поселенца, родившегося
в России дворянином и помещиком, потом сделавшегося ссыльнокаторжным второго разряда, за убийство жены своей, и, по истечении определенного ему
законом десятилетнего термина каторги, смиренно и неслышно доживавшего свой век
в городке К. […
в городке К. — Имеется
в виду Кузнецк, где не раз бывал Достоевский
в годы отбывания им солдатской службы
в Сибири.] поселенцем.
В Своде
законов сказано об нем всего строк шесть: «Учреждается при таком-то остроге особое отделение, для самых важных преступников, впредь до открытия
в Сибири самых тяжких каторжных работ».
Их привычки, понятия, мнения, обыкновения стали как будто тоже моими, по крайней мере по форме, по
закону, хотя я и не разделял их
в сущности.
Несмотря ни на какие клейма, кандалы и ненавистные пали острога, заслоняющие ему божий мир и огораживающие его, как зверя
в клетке, — он может достать вина, то есть страшно запрещенное наслаждение, попользоваться клубничкой, даже иногда (хоть и не всегда) подкупить своих ближайших начальников, инвалидов и даже унтер-офицера, которые сквозь пальцы будут смотреть на то, что он нарушает
закон и дисциплину; даже может, сверх торгу, еще покуражиться над ними, а покуражиться арестант ужасно любит, то есть представиться пред товарищами и уверить даже себя хоть на время, что у него воли и власти несравненно больше, чем кажется, — одним словом, может накутить, набуянить, разобидеть кого-нибудь
в прах и доказать ему, что он все это может, что все это
в «наших руках», то есть уверить себя
в том, о чем бедняку и помыслить невозможно.
По субботам он ходил под конвоем
в свою городскую молельню (что дозволяется
законами) и жил совершенно припеваючи, с нетерпением, впрочем, ожидая выжить свой двенадцатилетний срок, чтоб «зениться».
Он немедленно объяснил мне, что плач и рыдания означают мысль о потере Иерусалима и что
закон предписывает при этой мысли как можно сильнее рыдать и бить себя
в грудь.
Но что
в минуту самых сильных рыданий он, Исай Фомич, должен вдруг, как бы невзначай, вспомнить (это вдруг тоже предписано
законом), что есть пророчество о возвращении евреев
в Иерусалим.
Этот переход вдруг и непременная обязанность этого перехода чрезвычайно нравились Исаю Фомичу: он видел
в этом какой-то особенный, прехитрый кунштик [Кунштик (нем. Kunststuck) — фокус.] и с хвастливым видом передавал мне это замысловатое правило
закона.
Как теперь вижу Исая Фомича, когда он
в субботу слоняется, бывало, без дела по всему острогу, всеми силами стараясь ничего не делать, как это предписано
в субботу по
закону. Какие невозможные анекдоты рассказывал он мне каждый раз, когда приходил из своей молельни; какие ни на что не похожие известия и слухи из Петербурга приносил мне, уверяя, что получил их от своих жидков, а те из первых рук.
Разве не видишь, подлец, что перед зерцалом [Зерцало — эмблема правосудия
в виде трехгранной призмы с указами Петра I о соблюдении
законов, устанавливавшаяся
в судебных учреждениях.] сидишь!» Ну, тут, уж и пошло по-другому; по-новому стали судить, да за все вместе и присудили: четыре тысячи, да сюда
в особое отделение.
Эти бездарные исполнители
закона решительно не понимают, да и не
в состоянии понять, что одно буквальное исполнение его, без смысла, без понимания духа его, прямо ведет к беспорядкам, да и никогда к другому не приводило.
Кто испытал раз эту власть, это безграничное господство над телом, кровью и духом такого же, как сам, человека, так же созданного, брата по
закону Христову; кто испытал власть и полную возможность унизить самым высочайшим унижением другое существо, носящее на себе образ божий, тот уже поневоле как-то делается не властен
в своих ощущениях.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено
законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Слесарша. Да мужу-то моему приказал забрить лоб
в солдаты, и очередь-то на нас не припадала, мошенник такой! да и по
закону нельзя: он женатый.
На это отвечу: цель издания
законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие — для того, чтобы законодатели не коснели
в праздности…"
Наконец он не выдержал.
В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова,
закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования
законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
"Сижу я, — пишет он, —
в унылом моем уединении и всеминутно о том мыслю, какие
законы к употреблению наиболее благопотребны суть.