Неточные совпадения
Но, признавая вполне всю странность
такого сравнения, я осмелюсь, однако же, сделать один невинный вопрос: отчего,
скажите, у Наполеона закружилась наконец голова, когда он забрался уже слишком высоко?
Кстати,
так как уж об нем упомянули,
скажем несколько слов и об Афанасии Матвеиче, супруге Марьи Александровны.
И потому Марья Александровна превосходно поступила, сослав Афанасия Матвеича в подгородную деревню, в трех верстах от Мордасова, где у нее сто двадцать душ, — мимоходом
сказать, всё состояние, все средства, с которыми она
так достойно поддерживает благородство своего дома.
Разумеется, прежде всего нужно объяснить: что удивительного в том, что в город въехал князь К. и остановился у Марьи Александровны, — а для этого, конечно, нужно
сказать несколько слов и о самом князе К.
Так я и сделаю.
Давеча я, впопыхах, обратила только внимание на главное дело, тогда как все эти мелочи, мелочи и составляют,
так сказать, настоящий сок!
Не говоря уже о его беспримерной доброте, — и голос ее принимает какое-то трогательное выражение, — вспомните, что это остаток,
так сказать, обломок нашей аристократии.
Я чувствую, что в этих новых идеях новых есть даже что-то возвышенное; но все это не мешает мне видеть и прямую,
так сказать, практическую сторону дела.
Но, по-моему, уж лучше наряды, чем что-нибудь другое, вот как Наталья Дмитриевна, которая —
такое любит, что и
сказать нельзя.
— Ах, какую вы правду
сказали, князь, — восклицает Марья Александровна. — Вы не поверите, как я сама страдаю от этих негодных людишек! Вообразите: я теперь переменила двух из моих людей, и признаюсь, они
так глупы, что я просто бьюсь с ними с утра до вечера. Вы не поверите, как они глупы, князь!
— Но
скажите, князь, чем же вы все это время занимались в вашем уединении? — интересуется Марья Александровна. — Я
так часто думала о вас, mon cher prince, что, признаюсь, на этот раз сгораю нетерпением узнать об этом подробнее…
— Нет, князь, — перебивает Марья Александровна, — клянусь, вы погубите себя
такой жизнию! Затвориться на пять лет в уединение, никого не видать, ничего не слыхать! Но вы погибший человек, князь! Кого хотите спросите из тех, кто вам предан, и вам всякий
скажет, что вы — погибший человек!
— Но это следствие ужасной жизни его, ужасного пятилетнего заключения под надзором этой адской женщины. Его надо жалеть, а не смеяться над ним. Он даже меня не узнал; вы были сами свидетелем. Это уже,
так сказать, вопиет! Его, решительно, надо спасти! Я предлагаю ему ехать за границу, единственно в надежде, что он, может быть, бросит эту… торговку!
— Вот
так сказали; да хоть бы вы, если только угодно!
— Послушайте, маменька!
скажите прямо: вы это спрашиваете только
так, из любопытства, или с намерением?
— Маменька, —
сказала она, предупреждая Марью Александровну, — сейчас вы истратили со мною много вашего красноречия, слишком много. Но вы не ослепили меня. Я не дитя. Убеждать себя, что делаю подвиг сестры милосердия, не имея ни малейшего призвания, оправдывать свои низости, которые делаешь для одного эгоизма, благородными целями — все это
такое иезуитство, которое не могло обмануть меня. Слышите: это не могло меня обмануть, и я хочу, чтоб вы это непременно знали!
— Ну, не сердитесь, маменька, я в
таком волнении, —
сказала она, чтоб успокоить ее.
— Хорошо, маменька, только выслушайте еще одну… откровенность: знаете ли, почему я
так интересуюсь о вашем плане и не доверяю ему? Потому что на себя не надеюсь. Я
сказала уже, что решилась на эту низость; но если подробности вашего плана будут уже слишком отвратительны, слишком грязны, то объявляю вам, что я не выдержу и все брошу. Знаю, что это новая низость: решиться на подлость и бояться грязи, в которой она плавает, но что делать? Это непременно
так будет!..
— К Бородуеву! ну
так и проститесь с невестою, — резко
сказала Настасья Петровна.
Но я непременно расскажу это, единственно для того, чтоб рассмешить, чтоб показать вам в живом образчике,
так сказать, в оптическое стекло, что здесь за люди!
Одумайтесь, князь! взгляните на жизнь,
так сказать, ясным оком!
Вспомните, что вы,
так сказать, обломок аристократии! вы — представитель самых утонченных, самых рыцарских чувств и… манер!
— И за это? за это! о адское бесчеловечие! вы плачете, князь! Но теперь этого не будет! Теперь я буду подле вас, мой князь; я не расстанусь с Зиной, и посмотрим, как они осмелятся
сказать слово!.. И даже, знаете, князь, ваш брак поразит их. Он пристыдит их! Они увидят, что вы еще способны… то есть они поймут, что не вышла бы за сумасшедшего
такая красавица! Теперь вы гордо можете поднять голову. Вы будете смотреть им прямо в лицо…
— Да, Марья Александровна, положим, все это
так; я это все понимаю… но что же, — я-то бы
сказал, а все-таки ушел бы без ничего…
— Для здоровья князя Зина едет за границу, в Италию, в Испанию, — в Испанию, где мирты, лимоны, где голубое небо, где Гвадалквивир, — где страна любви, где нельзя жить и не любить; где розы и поцелуи,
так сказать, носятся в воздухе!
— Слышу, Марья Александровна, слышу, как не услышать, а гумкаю для того, что приучаюсь, как ты велела. Только я все про то же, матушка; как же это: если князь что
скажет, то ты приказываешь глядеть на него и улыбаться. Ну, а все-таки если что меня спросит?
— Никто не спросит, никого не будет. А если, на случай, — чего боже сохрани! — кто и приедет, да если что тебя спросит или что-нибудь
скажет, то немедленно отвечай саркастической улыбкой. Знаешь, что
такое саркастическая улыбка?
— Ну, хоть и на о-би-таемый, только не иначе, как благоразумными жителями. Ну и разные разв-ле-чения для него устроить: театр, музыку, балет — и все на казенный счет. Гулять бы его выпускал, разумеется, под присмотром, а то бы он сейчас у-лиз-нул. Пирожки какие-то он очень любил. Ну, и пирожки ему каждый день стряпать. Я бы его,
так сказать, о-те-чески содержал. Он бы у меня и рас-ка-ялся…
— И наконец, вы — князь.
Такую ли партию вы бы могли себе сделать, если б действительно почему-нибудь нужно было жениться? Подумайте только, что
скажут ваши родственники?
Князь был сегодня у меня, и я
так была удивлена его приездом, что совершенно забыла ему
сказать.
— Ах, боже мой!
так, значит, князь уж проснулись; а нам
сказали, что они все еще почивают-с, — прибавила Наталья Дмитриевна, ядовито посматривая на Марью Александровну.
— Mesdames, mesdames!.. [сударыни (франц.)] если вы уж хотите
так на-сто-ятельно знать, то я только одно могу вам открыть, что это — самая о-ча-ро-вательная и, можно
сказать, самая не-по-рочная девица из всех, которых я знаю, — промямлил совершенно растаявший князь.
— Друг мой! — вскричал он, обращаясь к Мозглякову. — Я и забыл тебе давеча
сказать, что ведь и вправду был какой-то романс и в этом романсе были все какие-то замки, все замки,
так что очень много было замков, а потом был какой-то трубадур! Ну да, я это все помню…
так что я и заплакал… А теперь вот и затрудняюсь, точно это и в самом деле было, а не во сне…
Зинаида Афанасьевна, вообще говоря, была чрезвычайно романического характера. Не знаем, оттого ли, как уверяла сама Марья Александровна, что слишком начиталась «этого дурака» Шекспира с «своим учителишкой», но никогда, во всю мордасовскую жизнь свою, Зина еще не позволяла себе
такой необыкновенно романической или, лучше
сказать, героической выходки, как та, которую мы сейчас будем описывать.
— Князь, —
сказала она старику, который даже привстал из почтения со стула, —
так поразила она его в эту минуту. — Князь! простите меня, простите нас! мы обманули, мы завлекли вас…
— Не встретил бы ты меня, не полюбил бы меня,
так остался бы жить! —
сказала Зина. — Ах, зачем, зачем мы сошлись вместе!
— Не поминай об этом! —
сказала Зина, — не говори этого! ты не
такой… будем лучше вспоминать о другом, о нашем хорошем, счастливом!
Думал в ней излить все мои чувства, всю мою душу,
так, что, где бы ты ни была, я все бы был с тобой, беспрерывно бы напоминал о себе моими стихами, и самая лучшая мечта моя была та, что ты задумаешься наконец и
скажешь: «Нет! он не
такой дурной человек, как я думала!» Глупо, Зиночка, глупо, не правда ли?