Неточные совпадения
Федор же Павлович на все подобные пассажи был даже и по социальному своему положению весьма тогда подготовлен, ибо страстно желал устроить свою карьеру хотя
чем бы то ни было; примазаться же к
хорошей родне и взять приданое было очень заманчиво.
Федор Павлович, сообразив все дело, нашел,
что оно дело
хорошее, и в формальном согласии своем насчет воспитания детей у генеральши не отказал потом ни в одном пункте.
Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены,
что быстро пошли в ход, и уж в этом одном молодой человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных газет и журналов, не умея ничего
лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы о переводах с французского или о переписке.
Они вышли из врат и направились лесом. Помещик Максимов, человек лет шестидесяти, не то
что шел, а,
лучше сказать, почти бежал сбоку, рассматривая их всех с судорожным, невозможным почти любопытством. В глазах его было что-то лупоглазое.
Если не дойдете до счастия, то всегда помните,
что вы на
хорошей дороге, и постарайтесь с нее не сходить.
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не скажу, а вы знаете,
что я на сей счет могила, а вот
что хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так
чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда
лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки, пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
— Не помирится она со всем, — осклабился Митя. — Тут, брат, есть нечто, с
чем нельзя никакой женщине примириться. А знаешь,
что всего
лучше сделать?
— Я пойду, Митя. Я верю,
что Бог устроит, как знает
лучше, чтобы не было ужаса.
— Насчет подлеца повремените-с, Григорий Васильевич, — спокойно и сдержанно отразил Смердяков, — а
лучше рассудите сами,
что раз я попал к мучителям рода христианского в плен и требуют они от меня имя Божие проклясть и от святого крещения своего отказаться, то я вполне уполномочен в том собственным рассудком, ибо никакого тут и греха не будет.
Это будет, может быть,
лучше,
чем если б я сама, к которой он не хочет больше ходить, объяснилась с ним лично.
— Красный-то
лучше, а в белом на больницу похоже, — сентенциозно заметил он. — Ну
что там у тебя?
Что твой старец?
— Вот таких-то эти нежные барышни и любят, кутил да подлецов! Дрянь, я тебе скажу, эти барышни бледные; то ли дело… Ну! кабы мне его молодость, да тогдашнее мое лицо (потому
что я
лучше его был собой в двадцать восемь-то лет), так я бы точно так же, как и он, побеждал. Каналья он! А Грушеньку все-таки не получит-с, не получит-с… В грязь обращу!
Он знал, однако, со слов Катерины Ивановны,
что отставной штабс-капитан человек семейный: «Или спят все они, или, может быть, услыхали,
что я пришел, и ждут, пока я отворю;
лучше я снова постучусь к ним», — и он постучал.
Или, еще
лучше, на человека, которому ужасно бы хотелось вас ударить, но который ужасно боится,
что вы его ударите.
И знаете,
что никогда вы ничего
лучше даже и придумать не в состоянии, как этот переезд в другую губернию!
— Нет, Lise, этак
лучше,
что я не побежал, — сказал Алеша, встал со стула и озабоченно прошелся по комнате.
Я так даже думаю,
что к самому лучшему,
лучше и быть не могло…
Слушайте, Алексей Федорович, нет ли тут во всем этом рассуждении нашем, то есть вашем… нет, уж
лучше нашем… нет ли тут презрения к нему, к этому несчастному… в том,
что мы так его душу теперь разбираем, свысока точно, а?
Потому
что ведь и мы такие же, не
лучше.
— Ну, Алеша, мы еще подождем с поцелуями, потому
что мы этого еще оба не умеем, а ждать нам еще очень долго, — заключила она вдруг. — Скажите
лучше, за
что вы берете меня, такую дуру, больную дурочку, вы, такой умный, такой мыслящий, такой замечающий? Ах, Алеша, я ужасно счастлива, потому
что я вас совсем не стою!
Дмитрий Федорович голоштанник-с, а вызови он на дуэль самого первейшего графского сына, и тот с ним пойдет-с, а
чем он
лучше меня-с?
Ты спросил сейчас, для
чего я это все: я, видишь ли, любитель и собиратель некоторых фактиков и, веришь ли, записываю и собираю из газет и рассказов, откуда попало, некоторого рода анекдотики, и у меня уже
хорошая коллекция.
Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем,
что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: «
Лучше поработите нас, но накормите нас».
Сам приучил его говорить с собою, всегда, однако, дивясь некоторой бестолковости или,
лучше сказать, некоторому беспокойству его ума и не понимая,
что такое «этого созерцателя» могло бы так постоянно и неотвязно беспокоить.
Поведал он мне,
что лес любит, птичек лесных; был он птицелов, каждый их свист понимал, каждую птичку приманить умел;
лучше того как в лесу ничего я, говорит, не знаю, да и все хорошо.
«Вы спрашиваете,
что я именно ощущал в ту минуту, когда у противника прощения просил, — отвечаю я ему, — но я вам
лучше с самого начала расскажу,
чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему все,
что произошло у меня с Афанасием и как поклонился ему до земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, —
что уже во время поединка мне легче было, ибо начал я еще дома, и раз только на эту дорогу вступил, то все дальнейшее пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
«
Чего же ты плачешь, — говорю ему, — незабвенный ты человек,
лучше повеселись за меня душой, милый, ибо радостен и светел путь мой».
Может, и
лучше,
что теперь, под такую минуту, а не третьего дня…
Это только басня, но она
хорошая басня, я ее, еще дитей была, от моей Матрены,
что теперь у меня в кухарках служит, слышала.
«Пусть уж
лучше я пред тем, убитым и ограбленным, убийцей и вором выйду и пред всеми людьми, и в Сибирь пойду,
чем если Катя вправе будет сказать,
что я ей изменил, и у нее же деньги украл, и на ее же деньги с Грушенькой убежал добродетельную жизнь начинать!
У него была пара
хороших дуэльных пистолетов с патронами, и если до сих пор он ее не заложил, то потому,
что любил эту вещь больше всего,
что имел.
— Господи! А я думала, он опять говорить хочет, — нервозно воскликнула Грушенька. — Слышишь, Митя, — настойчиво прибавила она, — больше не вскакивай, а
что шампанского привез, так это славно. Я сама пить буду, а наливки я терпеть не могу. А
лучше всего,
что сам прикатил, а то скучища… Да ты кутить,
что ли, приехал опять? Да спрячь деньги-то в карман! Откуда столько достал?
Пан с трубкой говорил по-русски порядочно, по крайней мере гораздо
лучше,
чем представлялся. Русские слова, если и употреблял их, коверкал на польский лад.
— Нет-с, в Смоленской губернии-с. А только ее улан еще прежде того вывез-с, супругу-то мою-с, будущую-с, и с пани-маткой, и с тантой, и еще с одною родственницей со взрослым сыном, это уж из самой Польши, из самой… и мне уступил. Это один наш поручик, очень
хороший молодой человек. Сначала он сам хотел жениться, да и не женился, потому
что она оказалась хромая…
Нет, скажите, я вас спрошу, все подойдите, и я спрошу; скажите мне все вот
что: почему я такая
хорошая?
— Не давала, не давала! Я ему отказала, потому
что он не умел оценить. Он вышел в бешенстве и затопал ногами. Он на меня бросился, а я отскочила… И я вам скажу еще, как человеку, от которого теперь уж ничего скрывать не намерена,
что он даже в меня плюнул, можете это себе представить? Но
что же мы стоим? Ах, сядьте… Извините, я… Или
лучше бегите, бегите, вам надо бежать и спасти несчастного старика от ужасной смерти!
— Тем более
что я и сам
хороший знакомый исправнику, — заметил Петр Ильич, все еще стоя и видимо желая как-нибудь поскорее вырваться от стремительной дамы, которая никак не давала ему проститься с ней и отправиться.
— Ах, подарите мне! Нет, подарите пушечку
лучше мне! — вдруг, точно маленькая, начала просить маменька. Лицо ее изобразило горестное беспокойство от боязни,
что ей не подарят. Коля смутился. Штабс-капитан беспокойно заволновался.
— Он, папа, все знает,
лучше всех у нас знает! — подхватил и Илюшечка, — он ведь только прикидывается,
что он такой, а он первый у нас ученик по всем предметам…
— Да, да! Вот вы будете ходить, вы увидите,
что это за существо. Вам очень полезно узнавать вот такие существа, чтоб уметь ценить и еще многое другое,
что узнаете именно из знакомства с этими существами, — с жаром заметил Алеша. — Это
лучше всего вас переделает.
Лучше бы прежде, когда надо было, а теперь
что ж, какая же польза?
Но злодей предпочел-де
лучше убить отца и ограбить его именно на три же тысячи, рассчитывая сделать это безнаказанно,
чем тащиться в Сибирь с сорокалетними прелестями своей скучающей дамы.
Да это так и было, хоть я и говорю,
что Григорий, но это наверно Дмитрий Федорович, и это гораздо, гораздо
лучше!
Ах, не потому
лучше,
что сын отца убил, я не хвалю, дети, напротив, должны почитать родителей, а только все-таки
лучше, если это он, потому
что вам тогда и плакать нечего, так как он убил, себя не помня или,
лучше сказать, все помня, но не зная, как это с ним сделалось.
Я не думаю, чтоб он был опасен, притом я позову очень много гостей, так
что его можно всегда вывести, если он что-нибудь, а потом он может где-нибудь в другом городе быть мировым судьей или чем-нибудь, потому
что те, которые сами перенесли несчастие, всех
лучше судят.
—
Лучше,
что ль, бедной-то быть?
«А все-таки, говорит,
лучше твоего Пушкина написал, потому
что и в шутовской стишок сумел гражданскую скорбь всучить».
Легко жить Ракитину: «Ты, — говорит он мне сегодня, — о расширении гражданских прав человека хлопочи
лучше али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе человечеству любовь окажешь,
чем философиями».
— А по-моему,
лучше молчите-с. Ибо
что можете вы на меня объявить в моей совершенной невинности и кто вам поверит? А только если начнете, то и я все расскажу-с, ибо как же бы мне не защитить себя?
Лучше в каторгу,
чем твоя любовь, ибо другую люблю, а ее слишком сегодня узнала, как же ты можешь простить?