Неточные совпадения
— Видите ли, мы к этому старцу по своему делу, — заметил строго Миусов, — мы, так сказать, получили аудиенцию «у сего лица», а потому хоть и благодарны
вам за дорогу, но
вас уж не
попросим входить вместе.
— Простите меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что я, может быть, тоже кажусь
вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица захочет понять свои обязанности… Я не сообразил, что придется
просить извинения именно за то, что с ним входишь…
— Убедительно и
вас прошу не беспокоиться и не стесняться, — внушительно проговорил ему старец… — Не стесняйтесь, будьте совершенно как дома. А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь все и выходит.
— О, я настоятельно
просила, я умоляла, я готова была на колени стать и стоять на коленях хоть три дня пред вашими окнами, пока бы
вы меня впустили. Мы приехали к
вам, великий исцелитель, чтобы высказать всю нашу восторженную благодарность. Ведь
вы Лизу мою исцелили, исцелили совершенно, а чем? — тем, что в четверг помолились над нею, возложили на нее ваши руки. Мы облобызать эти руки спешили, излить наши чувства и наше благоговение!
— Катерина Ивановна присылает
вам чрез меня вот это, — подала она ему маленькое письмецо. — Она особенно
просит, чтобы
вы зашли к ней, да поскорей, поскорей, и чтобы не обманывать, а непременно прийти.
— О, это все по поводу Дмитрия Федоровича и… всех этих последних происшествий, — бегло пояснила мамаша. — Катерина Ивановна остановилась теперь на одном решении… но для этого ей непременно надо
вас видеть… зачем? Конечно не знаю, но она
просила как можно скорей. И
вы это сделаете, наверно сделаете, тут даже христианское чувство велит.
— Вообще эту тему я опять
прошу позволения оставить, — повторил Петр Александрович, — а вместо того я
вам расскажу, господа, другой анекдот о самом Иване Федоровиче, интереснейший и характернейший.
— Где ты мог это слышать? Нет,
вы, господа Карамазовы, каких-то великих и древних дворян из себя корчите, тогда как отец твой бегал шутом по чужим столам да при милости на кухне числился. Положим, я только поповский сын и тля пред
вами, дворянами, но не оскорбляйте же меня так весело и беспутно. У меня тоже честь есть, Алексей Федорович. Я Грушеньке не могу быть родней, публичной девке,
прошу понять-с!
А потому, сам сознавая себя виновным и искренно раскаиваясь, почувствовал стыд и, не могши преодолеть его,
просил нас, меня и сына своего, Ивана Федоровича, заявить пред
вами все свое искреннее сожаление, сокрушение и покаяние…
Больше я к
вам не приду,
просить будете на коленях, не приду.
— Я бы очень
вас попросил, — перебил вдруг Алеша, — дать мне какую-нибудь чистую тряпочку, чтобы завязать палец. Я очень поранил его, и он у меня мучительно теперь болит.
— Но
вы не можете же меня считать за девочку, за маленькую-маленькую девочку, после моего письма с такою глупою шуткой! Я
прошу у
вас прощения за глупую шутку, но письмо
вы непременно мне принесите, если уж его нет у
вас в самом деле, — сегодня же принесите, непременно, непременно!
Я бросила взгляд на
вас… то есть я думала — я не знаю, я как-то путаюсь, — видите, я хотела
вас просить, Алексей Федорович, добрейший мой Алексей Федорович, сходить к нему, отыскать предлог, войти к ним, то есть к этому штабс-капитану, — о Боже! как я сбиваюсь — и деликатно, осторожно — именно как только
вы один сумеете сделать (Алеша вдруг покраснел) — суметь отдать ему это вспоможение, вот, двести рублей.
— Я, кажется, теперь все понял, — тихо и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на меня как на брата вашего обидчика… Это я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке, я знаю это, и если только ему возможно будет прийти к
вам или, всего лучше, свидеться с
вами опять в том самом месте, то он
попросит у
вас при всех прощения… если
вы пожелаете.
— Он будет у
вас просить прощения, он посреди площади
вам в ноги поклонится, — вскричал опять Алеша с загоревшимся взором.
— Стойте, Алексей Федорович, стойте, — схватился опять за новую, вдруг представившуюся ему мечту штабс-капитан и опять затараторил исступленною скороговоркой, — да знаете ли
вы, что мы с Илюшкой, пожалуй, и впрямь теперь мечту осуществим: купим лошадку да кибитку, да лошадку-то вороненькую, он
просил непременно чтобы вороненькую, да и отправимся, как третьего дня расписывали.
Убедительнейше, однако,
прошу, чтобы
вы им про меня и про то, что я сообщил, ничего не говорили-с, ибо они ни за что убьют-с.
И стал он вдруг, глядя на них и любуясь,
просить и у них прощения: «Птички Божии, птички радостные, простите и
вы меня, потому что и пред
вами я согрешил».
Опишите мне, если не побрезгаете столь непристойным, может быть, моим любопытством, что именно ощущали
вы в ту минуту, когда на поединке решились
просить прощения, если только запомните?
«
Вы спрашиваете, что я именно ощущал в ту минуту, когда у противника прощения
просил, — отвечаю я ему, — но я
вам лучше с самого начала расскажу, чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему все, что произошло у меня с Афанасием и как поклонился ему до земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, — что уже во время поединка мне легче было, ибо начал я еще дома, и раз только на эту дорогу вступил, то все дальнейшее пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
— Я пришел в отчаянии… в последней степени отчаяния, чтобы
просить у
вас взаймы денег три тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, под вернейшее обеспечение!
— Это
вы все потом, потом! — замахала на него рукой в свою очередь госпожа Хохлакова, — да и все, что бы
вы ни сказали, я знаю все наперед, я уже говорила
вам это.
Вы просите какой-то суммы,
вам нужны три тысячи, но я
вам дам больше, безмерно больше, я
вас спасу. Дмитрий Федорович, но надо, чтобы
вы меня послушались!
— Не сметь! — вскричал Петр Ильич. — У меня дома нельзя, да и дурное баловство это. Спрячьте ваши деньги, вот сюда положите, чего их сорить-то? Завтра же пригодятся, ко мне же ведь и придете десять рублей
просить. Что это
вы в боковой карман всё суете? Эй, потеряете!
— Мы имеем к
вам… одним словом, я
вас попрошу сюда, вот сюда, к дивану… Существует настоятельная необходимость с
вами объясниться.
— Но это невозможно! — вскричал маленький молодой человечек. — Михаил Макарыч, Михаил Макарыч! Это не так, не так-с!..
Прошу позволить мне одному говорить… Я никак не мог предположить от
вас подобного эпизода…
— Я
вас изо всех сил
попрошу, голубчик Михаил Макарыч, на сей раз удержать ваши чувства, — зашептал было скороговоркой старику товарищ прокурора, — иначе я принужден буду принять…
— Господа, — как бы спохватился он вдруг, —
вы на меня не ропщите за мою брыкливость, опять
прошу: поверьте еще раз, что я чувствую полную почтительность и понимаю настоящее положение дела. Не думайте, что и пьян. Я уж теперь отрезвился. Да и что пьян не мешало бы вовсе. У меня ведь как...
И почему бы, например,
вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы тысячи той особе, которая
вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы
вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь ужасного, как
вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы
вам у ней же и не
попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и видя ваше расстройство, уж конечно бы
вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое
вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
Но идти к ней, объявить ей мою измену и на эту же измену, для исполнения же этой измены, для предстоящих расходов на эту измену, у ней же, у Кати же,
просить денег (
просить, слышите,
просить!) и тотчас от нее же убежать с другою, с ее соперницей, с ее ненавистницей и обидчицей, — помилуйте, да
вы с ума сошли, прокурор!
— Да вот что
вы сейчас сказали, — в удивлении смотрел на него Николай Парфенович, — то есть что
вы до самого последнего часа все еще располагали идти к госпоже Верховцевой
просить у нее эту сумму… Уверяю
вас, что это очень важное для нас показание, Дмитрий Федорович, то есть про весь этот случай… и особенно для
вас, особенно для
вас важное.
— Ах, как это жаль, — воскликнул с волнением Алеша, — что я не знал ваших этих с ним отношений раньше, а то бы я сам давно уже пришел к
вам вас просить пойти к нему со мной вместе.
— Какой-то слух был, что
вы ее отыскиваете и что когда отыщете ее, то приведете. Смуров что-то говорил в этом роде. Мы, главное, всё стараемся уверить, что Жучка жива, что ее где-то видели. Мальчики ему живого зайчика откуда-то достали, только он посмотрел, чуть-чуть улыбнулся и
попросил, чтобы выпустили его в поле. Так мы и сделали. Сию минуту отец воротился и ему щенка меделянского принес, тоже достал откуда-то, думал этим утешить, только хуже еще, кажется, вышло…
Приходит он в три дня раз, а не каждый день (хотя пусть бы и каждый день), и всегда так хорошо одет, и вообще я люблю молодежь, Алеша, талантливую, скромную, вот как
вы, а у него почти государственный ум, он так мило говорит, и я непременно, непременно буду
просить за него.
Я
вас просто
прошу пойти к Lise, разузнать у ней все, как
вы только один умеете это сделать, и прийти рассказать мне, — мне, матери, потому что,
вы понимаете, я умру, я просто умру, если все это будет продолжаться, или убегу из дома.
— Ах, да! Так
вы не забудете, не забудете, о чем я
вас просила? Тут судьба, судьба!
— Я подслушивала. Чего
вы на меня уставились? Хочу подслушивать и подслушиваю, ничего тут нет дурного. Прощенья не
прошу.
— Алексей Федорович, — проговорил он с холодною усмешкой, — я пророков и эпилептиков не терплю; посланников Божиих особенно,
вы это слишком знаете. С сей минуты я с
вами разрываю и, кажется, навсегда.
Прошу сей же час, на этом же перекрестке, меня оставить. Да
вам и в квартиру по этому проулку дорога. Особенно поберегитесь заходить ко мне сегодня! Слышите?
— Какое, напротив, совсем тихие-с, только
вы с ними не очень долго разговаривайте… —
попросила Марья Кондратьевна.
— Я готова, готова! Я совершенно в состоянии
вам отвечать, — прибавила она, видимо все еще ужасно боясь, что ее почему-нибудь не выслушают. Ее
попросили объяснить подробнее: какое это письмо и при каких обстоятельствах она его получила?
Эти три тысячи вот как были — я
вас прошу, я
вас умоляю меня выслушать: еще за три недели до того, как убил отца, он пришел ко мне утром.
Он не мириться
вас к себе
просит, но пусть
вы только придете и покажетесь на пороге.
— Я
вас серьезно
прошу, Карташов, не вмешиваться более с вашими глупостями, особенно когда с
вами не говорят и не хотят даже знать, есть ли
вы на свете, — раздражительно отрезал в его сторону Коля. Мальчик так и вспыхнул, но ответить ничего не осмелился. Между тем все тихонько брели по тропинке, и вдруг Смуров воскликнул...
Все
вы, господа, милы мне отныне, всех
вас заключу в мое сердце, а
вас прошу заключить и меня в ваше сердце!