Неточные совпадения
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в
другой раз, чтобы совсем уж покончить дела с родителем, то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно
нет ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права не имеет требовать ничего более, и проч., и проч.
—
Нет,
нет, я шучу, извини. У меня совсем
другое на уме. Позволь, однако: кто бы тебе мог такие подробности сообщить, и от кого бы ты мог о них слышать. Ты не мог ведь быть у Катерины Ивановны лично, когда он про тебя говорил?
— Тот ему как доброму человеку привез: «Сохрани, брат, у меня назавтра обыск». А тот и сохранил. «Ты ведь на церковь, говорит, пожертвовал». Я ему говорю: подлец ты, говорю.
Нет, говорит, не подлец, а я широк… А впрочем, это не он… Это
другой. Я про
другого сбился… и не замечаю. Ну, вот еще рюмочку, и довольно; убери бутылку, Иван. Я врал, отчего ты не остановил меня, Иван… и не сказал, что вру?
Нет, он не хочет верить, что я ему самый верный
друг, не захотел узнать меня, он смотрит на меня только как на женщину.
— Но я желаю, чтоб и Алеша (ах, Алексей Федорович, простите, что я вас назвала Алешей просто), я желаю, чтоб и Алексей Федорович сказал мне теперь же при обоих
друзьях моих — права я или
нет?
— То есть не то чтоб я таскалась за ним, попадалась ему поминутно на глаза, мучила его — о
нет, я уеду в
другой город, куда хотите, но я всю жизнь, всю жизнь мою буду следить за ним не уставая.
— Я высказал только мою мысль, — сказал он. — У всякой
другой вышло бы все это надломленно, вымученно, а у вас —
нет.
Другая была бы неправа, а вы правы. Я не знаю, как это мотивировать, но я вижу, что вы искренни в высшей степени, а потому вы и правы…
— О, не то счастливо, что я вас покидаю, уж разумеется
нет, — как бы поправилась она вдруг с милою светскою улыбкой, — такой
друг, как вы, не может этого подумать; я слишком, напротив, несчастна, что вас лишусь (она вдруг стремительно бросилась к Ивану Федоровичу и, схватив его за обе руки, с горячим чувством пожала их); но вот что счастливо, это то, что вы сами, лично, в состоянии будете передать теперь в Москве, тетушке и Агаше, все мое положение, весь теперешний ужас мой, в полной откровенности с Агашей и щадя милую тетушку, так, как сами сумеете это сделать.
— Да
нет же,
нет! Спасением моим клянусь вам, что
нет! И никто не узнает никогда, только мы: я, вы, да она, да еще одна дама, ее большой
друг…
— Давайте, Lise, я готов, только я сам не совсем готов; я иной раз очень нетерпелив, а в
другой раз и глазу у меня
нет. Вот у вас
другое дело.
— С чего хочешь, с того и начинай, хоть с «
другого конца». Ведь ты вчера у отца провозгласил, что
нет Бога, — пытливо поглядел на брата Алеша.
Да и тебе советую об этом никогда не думать,
друг Алеша, а пуще всего насчет Бога: есть ли он или
нет?
О, по моему, по жалкому, земному эвклидовскому уму моему, я знаю лишь то, что страдание есть, что виновных
нет, что все одно из
другого выходит прямо и просто, что все течет и уравновешивается, — но ведь это лишь эвклидовская дичь, ведь я знаю же это, ведь жить по ней я не могу же согласиться!
И сколько тайн разрешенных и откровенных: восстановляет Бог снова Иова, дает ему вновь богатство, проходят опять многие годы, и вот у него уже новые дети,
другие, и любит он их — Господи: «Да как мог бы он, казалось, возлюбить этих новых, когда тех прежних
нет, когда тех лишился?
— «А кабы побоялся выстрелов, — возражают защитники, — так из своего бы пистолета сначала выстрелил, прежде чем прощения просить, а он в лес его еще заряженный бросил,
нет, тут что-то
другое вышло, оригинальное».
И не для торжества убеждений каких-либо понадобились тогда чудеса Алеше (это-то уже вовсе
нет), не для идеи какой-либо прежней, предвзятой, которая бы восторжествовала поскорей над
другою, — о
нет, совсем
нет: тут во всем этом и прежде всего, на первом месте, стояло пред ним лицо, и только лицо, — лицо возлюбленного старца его, лицо того праведника, которого он до такого обожания чтил.
Нет, не слышал; если бы слышал, то давно бы все понял… и
другая, обиженная третьего дня, и та пусть простит ее!
Вследствие этого-то простодушия своего он, между прочим, был серьезно убежден, что старый Кузьма, собираясь отходить в
другой мир, чувствует искреннее раскаяние за свое прошлое с Грушенькой, и что
нет теперь у нее покровителя и
друга более преданного, как этот безвредный уже старик.
— Некогда устриц, — заметил Митя, — да и аппетита
нет. Знаешь,
друг, — проговорил он вдруг с чувством, — не любил я никогда всего этого беспорядка.
— Правда это, батюшка Дмитрий Федорович, это вы правы, что не надо человека давить, тоже и мучить, равно как и всякую тварь, потому всякая тварь — она тварь созданная, вот хоть бы лошадь, потому
другой ломит зря, хоша бы и наш ямщик… И удержу ему
нет, так он и прет, прямо тебе так и прет.
— А не заметили ли вы, — начал вдруг прокурор, как будто и внимания не обратив на волнение Мити, — не заметили ли вы, когда отбегали от окна: была ли дверь в сад, находящаяся в
другом конце флигеля, отперта или
нет?
—
Нет, еще не читал, но хочу прочесть. Я без предрассудков, Карамазов. Я хочу выслушать и ту и
другую сторону. Зачем вы спросили?
— Именно! Ура! Вы пророк! О, мы сойдемся, Карамазов. Знаете, меня всего более восхищает, что вы со мной совершенно как с ровней. А мы не ровня,
нет, не ровня, вы выше! Но мы сойдемся. Знаете, я весь последний месяц говорил себе: «Или мы разом с ним сойдемся
друзьями навеки, или с первого же разу разойдемся врагами до гроба!»
Только… кажется мне…
нет тут Катерины Ивановны и в помине, а это про
другое про что-нибудь этот секрет.
Один голос говорит: кричи, а
другой говорит:
нет, не кричи!
— Никак нет-с. На
другой же день, наутро, до больницы еще, ударила настоящая, и столь сильная, что уже много лет таковой не бывало. Два дня был в совершенном беспамятстве.
Нет, пока не открыт секрет, для меня существуют две правды: одна тамошняя, ихняя, мне пока совсем неизвестная, а
другая моя.
— Тут
нет его. Не беспокойся, я знаю, где лежит; вот оно, — сказал Алеша, сыскав в
другом углу комнаты, у туалетного столика Ивана, чистое, еще сложенное и не употребленное полотенце. Иван странно посмотрел на полотенце; память как бы вмиг воротилась к нему.
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! — обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. —
Друг пред
другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца. Один гад съедает
другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или
нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя за голову.
— Мое, мое! — воскликнул Митя. — Не пьяный бы не написал!.. За многое мы
друг друга ненавидели, Катя, но клянусь, клянусь, я тебя и ненавидя любил, а ты меня —
нет!
Но так как подсудимый уверяет, что убил не он, то, стало быть, должен был убить Смердяков,
другого выхода
нет, ибо никого
другого нельзя найти, никакого
другого убийцы не подберешь.
Но этого он не прибавил: на одно совести хватило, а на
другое нет?
„
Нет, дескать, может ли быть такая чувствительность в такую минуту; это-де неестественно, а соскочил он именно для того, чтоб убедиться: жив или убит единственный свидетель его злодеяния, а стало быть, тем и засвидетельствовал, что он совершил это злодеяние, так как не мог соскочить в сад по какому-нибудь
другому поводу, влечению или чувству“.
И наконец, я соскакиваю, чтобы проверить, жив или
нет на меня свидетель, и тут же на дорожке оставляю
другого свидетеля, именно этот самый пестик, который я захватил у двух женщин и которые обе всегда могут признать потом этот пестик за свой и засвидетельствовать, что это я у них его захватил.
«На одно-де хватило совести, а на
другое нет».
О, вы еще увидите: я сделаю, я доведу-таки до того, что и он бросит меня для
другой, с которой легче живется, как Дмитрий, но тогда…
нет, тогда уже я не перенесу, я убью себя!