Неточные совпадения
О житье-бытье ее «Софьи» все восемь лет она имела из-под руки самые точные сведения
и, слыша, как она больна
и какие безобразия ее окружают, раза два или три произнесла вслух своим приживалкам: «Так ей
и надо, это ей
Бог за неблагодарность
послал».
Точно так же если бы он порешил, что бессмертия
и Бога нет, то сейчас бы
пошел в атеисты
и в социалисты (ибо социализм есть не только рабочий вопрос, или так называемого четвертого сословия, но по преимуществу есть атеистический вопрос, вопрос современного воплощения атеизма, вопрос Вавилонской башни, строящейся именно без
Бога, не для достижения небес с земли, а для сведения небес на землю).
— Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские, в городу проживаем. Тебя повидать, отец, прибыла. Слышали о тебе, батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила,
пошла молить
Бога. В трех монастырях побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка,
и сюда, к вам то есть, голубчик, к вам». Пришла, вчера у стояния была, а сегодня
и к вам.
— На тебя глянуть пришла. Я ведь у тебя бывала, аль забыл? Не велика же в тебе память, коли уж меня забыл. Сказали у нас, что ты хворый, думаю, что ж, я
пойду его сама повидаю: вот
и вижу тебя, да какой же ты хворый? Еще двадцать лет проживешь, право,
Бог с тобою! Да
и мало ли за тебя молебщиков, тебе ль хворать?
— Ты там нужнее. Там миру нет. Прислужишь
и пригодишься. Подымутся беси, молитву читай.
И знай, сынок (старец любил его так называть), что
и впредь тебе не здесь место. Запомни сие, юноша. Как только сподобит
Бог преставиться мне —
и уходи из монастыря. Совсем
иди.
Пусть я проклят, пусть я низок
и подл, но пусть
и я целую край той ризы, в которую облекается
Бог мой; пусть я
иду в то же самое время вслед за чертом, но я все-таки
и твой сын, Господи,
и люблю тебя,
и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять
и быть.
Но ведь до мук
и не дошло бы тогда-с, потому стоило бы мне в тот же миг сказать сей горе: двинься
и подави мучителя, то она бы двинулась
и в тот же миг его придавила, как таракана,
и пошел бы я как ни в чем не бывало прочь, воспевая
и славя
Бога.
—
Слава Богу, наконец-то
и вы! Я одного только вас
и молила у
Бога весь день! Садитесь.
Да так уж
и быть, а затем пусть как
Бог пошлет; может, я вам полная раба буду
и во всем пожелаю вам рабски угодить.
«
Слава Богу, что он меня про Грушеньку не спросил, — подумал в свою очередь Алеша, выходя от отца
и направляясь в дом госпожи Хохлаковой, — а то бы пришлось, пожалуй, про вчерашнюю встречу с Грушенькой рассказать».
— Надо справиться. От истерики, впрочем, никогда
и никто не умирал. Да
и пусть истерика,
Бог женщине
послал истерику любя. Не
пойду я туда вовсе. К чему лезть опять.
— «Да неужто, — спрашивает юноша, —
и у них Христос?» — «Как же может быть иначе, — говорю ему, — ибо для всех слово, все создание
и вся тварь, каждый листик устремляется к слову,
Богу славу поет, Христу плачет, себе неведомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие.
«
Слава Богу, кричу, не убили человека!» — да свой-то пистолет схватил, оборотился назад, да швырком, вверх, в лес
и пустил: «Туда, кричу, тебе
и дорога!» Оборотился к противнику: «Милостивый государь, говорю, простите меня, глупого молодого человека, что по вине моей вас разобидел, а теперь стрелять в себя заставил.
И отвечает ему
Бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится
и тянется,
и коли вытянешь ее вон из озера, то пусть в рай
идет, а оборвется луковка, то там
и оставаться бабе, где теперь.
— А вы завтра, как солнце взлетит, вечно юный-то Феб как взлетит, хваля
и славя
Бога, вы завтра
пойдите к ней, Хохлаковой-то,
и спросите у ней сами: отсыпала она мне три тысячи али нет? Справьтесь-ка.
— Дорогу дать. Милому существу
и ненавистному дать дорогу.
И чтоб
и ненавистное милым стало, — вот как дать дорогу!
И сказать им:
Бог с вами,
идите, проходите мимо, а я…
— Ну,
Бог с ним, коли больной. Так неужто ты хотел завтра застрелить себя, экой глупый, да из-за чего? Я вот этаких, как ты, безрассудных, люблю, — лепетала она ему немного отяжелевшим языком. — Так ты для меня на все
пойдешь? А?
И неужто ж ты, дурачок, вправду хотел завтра застрелиться! Нет, погоди пока, завтра я тебе, может, одно словечко скажу… не сегодня скажу, а завтра. А ты бы хотел сегодня? Нет, я сегодня не хочу… Ну ступай, ступай теперь, веселись.
— Ты говорил это себе много раз, когда оставался один в эти страшные два месяца, — по-прежнему тихо
и раздельно продолжал Алеша. Но говорил он уже как бы вне себя, как бы не своею волей, повинуясь какому-то непреодолимому велению. — Ты обвинял себя
и признавался себе, что убийца никто как ты. Но убил не ты, ты ошибаешься, не ты убийца, слышишь меня, не ты! Меня
Бог послал тебе это сказать.
Ну, фрак, белый галстук, перчатки,
и, однако, я был еще
бог знает где,
и, чтобы попасть к вам на землю, предстояло еще перелететь пространство… конечно, это один только миг, но ведь
и луч света от солнца
идет целых восемь минут, а тут, представь, во фраке
и в открытом жилете.
Слава Богу, мы дошли до точки: „коли был в саду, значит, он
и убил“.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
«Ах, боже мой!» — думаю себе
и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, —
слава богу!»
И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Лука Лукич (летит вон почти бегом
и говорит в сторону).Ну
слава богу! авось не заглянет в классы!
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился
и говорил, что
и в гостинице все нехорошо,
и к нему не поедет,
и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича
и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли,
и,
слава богу, все
пошло хорошо.
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! //
Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! // Увидит в поле пахаря //
И за его же полосу // Облает:
и лентяи-то, //
И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!