Неточные совпадения
— Его нет, но он есть. В камне
боли нет, но в страхе
от камня есть
боль. Бог есть
боль страха смерти. Кто победит
боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, всё новое… Тогда историю будут делить
на две
части:
от гориллы до уничтожения бога и
от уничтожения бога до…
Неточные совпадения
Самгин тоже опрокинулся
на стол, до
боли крепко опираясь грудью о край его. Первый раз за всю жизнь он говорил совершенно искренно с человеком и с самим собою. Каким-то кусочком мозга он понимал, что отказывается
от какой-то
части себя, но это облегчало, подавляя темное, пугавшее его чувство. Он говорил чужими, книжными словами, и самолюбие его не смущалось этим:
Долго оторванная
от народа
часть России прострадала молча, под самым прозаическим, бездарным, ничего не дающим в замену игом. Каждый чувствовал гнет, у каждого было что-то
на сердце, и все-таки все молчали; наконец пришел человек, который по-своему сказал что. Он сказал только про
боль, светлого ничего нет в его словах, да нет ничего и во взгляде. «Письмо» Чаадаева — безжалостный крик
боли и упрека петровской России, она имела право
на него: разве эта среда жалела, щадила автора или кого-нибудь?
Наказание розгами
от слишком
частого употребления в высшей степени опошлилось
на Сахалине, так что уже не вызывает во многих ни отвращения, ни страха, и говорят, что между арестантами уже немало таких, которые во время экзекуции не чувствуют даже
боли.
Перед рассветом старик, усталый
от душевной
боли, заснул
на своей рогожке как убитый. В восьмом часу сын стал умирать; я разбудила отца. Покровский был в полной памяти и простился со всеми нами. Чудно! Я не могла плакать; но душа моя разрывалась
на части.
И с сознанием этим, да еще с
болью физической, да еще с ужасом надо было ложиться в постель и часто не спать
от боли большую
часть ночи. А
на утро надо было опять вставать, одеваться, ехать в суд, говорить, писать, а если и не ехать, дома быть с теми же двадцатью четырьмя часами в сутках, из которых каждый был мучением. И жить так
на краю погибели надо было одному, без одного человека, который бы понял и пожалел его.