Неточные совпадения
Может
быть, она уже со слишком строгими требованиями относилась к себе, никогда не находя в себе
силы удовлетворить этим требованиям.
— Vingt ans! И ни разу не поняла меня, о, это жестоко! И неужели она думает, что я женюсь из страха, из нужды? О позор! тетя, тетя, я для тебя!.. О, пусть узнает она, эта тетя, что она единственная женщина, которую я обожал двадцать лет! Она должна узнать это, иначе не
будет, иначе только
силой потащат меня под этот се qu’on appelle le [так называемый (фр.).] венец!
Стало
быть, многосторонне понимал борьбу; не с медведями только и не на одних дуэлях ценил в себе стойкость и
силу характера.
— Да я ведь у дела и
есть, я именно по поводу воскресенья! — залепетал Петр Степанович. — Ну чем, чем я
был в воскресенье, как по-вашему? Именно торопливою срединною бездарностию, и я самым бездарнейшим образом овладел разговором
силой. Но мне всё простили, потому что я, во-первых, с луны, это, кажется, здесь теперь у всех решено; а во-вторых, потому, что милую историйку рассказал и всех вас выручил, так ли, так ли?
Никогда разум не в
силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала разрешения кулачные.
«Я сидел и ждал минут пять, „“сдавив мое сердце”, — рассказывал он мне потом. — Я видел не ту женщину, которую знал двадцать лет. Полнейшее убеждение, что всему конец, придало мне
силы, изумившие даже ее. Клянусь, она
была удивлена моею стойкостью в этот последний час».
— Я, во-первых, вовсе не такой уж мягкий, а во-вторых… — укололся
было опять фон Лембке. Он разговаривал с молодым человеком через
силу, из любопытства, не скажет ли тот чего новенького.
Одним словом,
было видно человека прямого, но неловкого и неполитичного, от избытка гуманных чувств и излишней, может
быть, щекотливости, главное, человека недалекого, как тотчас же с чрезвычайною тонкостью оценил фон Лембке и как давно уже об нем полагал, особенно когда в последнюю неделю, один в кабинете, по ночам особенно, ругал его изо всех
сил про себя за необъяснимые успехи у Юлии Михайловны.
— Вы начальник, вы
сила; я у вас только сбоку
буду, секретарем. Мы, знаете, сядем в ладью, веселки кленовые, паруса шелковые, на корме сидит красна девица, свет Лизавета Николаевна… или как там у них, черт, поется в этой песне…
— Запнулся! — захохотал Ставрогин. — Нет, я вам скажу лучше присказку. Вы вот высчитываете по пальцам, из каких
сил кружки составляются? Всё это чиновничество и сентиментальность — всё это клейстер хороший, но
есть одна штука еще получше: подговорите четырех членов кружка укокошить пятого, под видом того, что тот донесет, и тотчас же вы их всех пролитою кровью, как одним узлом, свяжете. Рабами вашими станут, не посмеют бунтовать и отчетов спрашивать. Ха-ха-ха!
Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая
есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех
сил беспокойство и нетерпение.
Я не понял тогда выражения ее лица: почему столько счастья, радости, энергии,
силы было в этом лице?
— Messieurs, последнее слово этого дела —
есть всепрощение. Я, отживший старик, я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая
сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей?
Юлия Михайловна ни за что не соглашалась явиться на бал после «давешних оскорблений», другими словами, всеми
силами желала
быть к тому принужденною, и непременно им, Петром Степановичем.
Но он и не хотел уходить: ему самому надо
было изо всех
сил, чтобы бал состоялся сегодня и чтоб Юлия Михайловна непременно
была на нем…
Удивила меня тоже уж слишком необыкновенная невежливость тона Петра Степановича. О, я с негодованием отвергаю низкую сплетню, распространившуюся уже потом, о каких-то будто бы связях Юлии Михайловны с Петром Степановичем. Ничего подобного не
было и
быть не могло. Взял он над нею лишь тем, что поддакивал ей изо всех
сил с самого начала в ее мечтах влиять на общество и на министерство, вошел в ее планы, сам сочинял их ей, действовал грубейшею лестью, опутал ее с головы до ног и стал ей необходим, как воздух.
Замечу, что я застал его еще в небывалом мрачном настроении; он
был ужасно задумчив и выслушал меня как бы через
силу.
Полицеймейстер, поспешивший с бала на пожар, успел вывести вслед за нами Андрея Антоновича и хотел
было усадить его в карету к Юлии Михайловне, убеждая изо всех
сил его превосходительство «взять покой».
Огонь, благодаря сильному ветру, почти сплошь деревянным постройкам Заречья и, наконец, поджогу с трех концов, распространился быстро и охватил целый участок с неимоверною
силой (впрочем, поджог надо считать скорее с двух концов: третий
был захвачен и потушен почти в ту же минуту, как вспыхнуло, о чем ниже).
Когда я, всего час спустя после бегства с бала, пробрался в Заречье, огонь
был уже в полной
силе.
Этот квартальный, как я узнал потом, нарочно
был оставлен при Андрее Антоновиче полицеймейстером, с тем чтобы за ним наблюдать и изо всех
сил стараться увезти его домой, а в случае опасности так даже подействовать
силой, — поручение, очевидно, свыше
сил исполнителя.
Липутин до того наконец возненавидел его, что не в
силах был от него оторваться.
Он ясно почувствовал и вдруг сознал, что бежит-то он, пожалуй, бежит, но что разрешить вопрос доили послеШатова ему придется бежать? — он уже совершенно теперь не в
силах; что теперь он только грубое, бесчувственное тело, инерционная масса, но что им движет посторонняя ужасная
сила и что хоть у него и
есть паспорт за границу, хоть бы и мог он убежать от Шатова (а иначе для чего бы
было так торопиться?), но что бежит он не до Шатова, не от Шатова, а именно послеШатова, и что уже так это решено, подписано и запечатано.
— Я… я не то что… За невозможностию
быть русским стал славянофилом, — криво усмехнулся он, с натугой человека, сострившего некстати и через
силу.
— Ты сознаешь, Marie, сознаешь! — воскликнул Шатов. Она хотела
было сделать отрицательный знак головой, и вдруг с нею сделалась прежняя судорога. Опять она спрятала лицо в подушку и опять изо всей
силы целую минуту сжимала до боли руку подбежавшего и обезумевшего от ужаса Шатова.
Надо
было долго стучать у Виргинского: все давно уже спали. Но Шатов изо всей
силы и безо всякой церемонии заколотил в ставню. Цепная собака на дворе рвалась и заливалась злобным лаем. Собаки всей улицы подхватили; поднялся собачий гам.
Marie лежала как без чувств, но через минуту открыла глаза и странно, странно поглядела на Шатова: совсем какой-то новый
был этот взгляд, какой именно, он еще понять
был не в
силах, но никогда прежде он не знал и не помнил у ней такого взгляда.
Он бы, может
быть, и еще что-нибудь прибавил к своему столь позднему восклицанию, но Лямшин ему не дал докончить: вдруг и изо всей
силы обхватил он и сжал его сзади и завизжал каким-то невероятным визгом.
И он опять навел свой револьвер на Петра Степановича, как бы примериваясь, как бы не в
силах отказаться от наслаждения представить себе, как бы он застрелил его. Петр Степанович, всё в позиции, выжидал, выжидал до последнего мгновения, не спуская курка, рискуя сам прежде получить пулю в лоб: от «маньяка» могло статься. Но «маньяк» наконец опустил руку, задыхаясь и дрожа и не в
силах будучи говорить.
Так мучился он, трепеща пред неизбежностью замысла и от своей нерешительности. Наконец взял свечу и опять подошел к дверям, приподняв и приготовив револьвер; левою же рукой, в которой держал свечу, налег на ручку замка. Но вышло неловко: ручка щелкнула, призошел звук и скрип. «Прямо выстрелит!» — мелькнуло у Петра Степановича. Изо всей
силы толкнул он ногой дверь, поднял свечу и выставил револьвер; но ни выстрела, ни крика… В комнате никого не
было.
— Доброго пути, сударь, — хлопотал он изо всех
сил около брички, — вот уж как
были вами обрадованы!
Это
было внезапное напряжение умственных
сил, которое, конечно, — и это с тоской предвидела Софья Матвеевна во всё время его рассказа, — должно
было отозваться тотчас же потом чрезвычайным упадком
сил в его уже расстроенном организме.
Для Софьи Матвеевны наступили два страшные дня ее жизни; она и теперь припоминает о них с содроганием. Степан Трофимович заболел так серьезно, что он не мог отправиться на пароходе, который на этот раз явился аккуратно в два часа пополудни; она же не в
силах была оставить его одного и тоже не поехала в Спасов. По ее рассказу, он очень даже обрадовался, что пароход ушел.
Она, смекнув, что ей не верят, бросилась
было бежать дальше, но ее остановили
силой, и, говорят, она страшно кричала и билась.