В «Записках» же Державина есть любопытный рассказ о расхищении 600 000 руб. из государственного заемного банка, в чем главными виновниками оказались —
главный директор банка Завадовский с кассиром Кельбергом и вторым директором Зайцевым; они «вошли между собою в толь короткую связь, что брали казенные деньги на покупку брильянтов, дабы, продав их императрице с барышом, взнести в казну забранные ими суммы и сверх того иметь себе какой-либо прибыток» («Русская беседа», IV, стр. 337).
Ровно через год после декабрьского бунта, именно 14 декабря 1826 года,
главным директором всех кадетских корпусов вместо генерал-адъютанта Павла Васильевича Голенищева-Кутузова был назначен генерал-адъютант от инфантерии Николай Иванович Демидов, человек чрезвычайно набожный и совершенно безжалостный. Его и без того трепетали в войсках, где имя его произносилось с ужасом, а для нас он получил особенное приказание «подтянуть».
Для какого-то значительного лица, чуть ли не для
главного директора императорских театров, проезжавшего через Москву, Кокошкин, вместо рапорта о благосостоянии театра, составил два спектакля: один французский, а другой, школьный, русский.
Неточные совпадения
Главное обвинение, падающее на Витберга со стороны даже тех, которые никогда не сомневались в его чистоте: зачем он принял место
директора, — он, неопытный артист, молодой человек, ничего не смысливший в канцелярских делах? Ему следовало ограничиться ролью архитектора. Это правда.
Менялись
главные начальники, менялись директоры, мелькали начальники отделения, а столоначальник четвертого стола оставался тот же, и все его любили, потому что он был необходим и потому что он тщательно скрывал это; все отличали его и отдавали ему справедливость, потому что он старался совершенно стереть себя; он все знал, все помнил по делам канцелярии; у него справлялись, как в архиве, и он не лез вперед; ему предлагал
директор место начальника отделения — он остался верен четвертому столу; его хотели представить к кресту — он на два года отдалил от себя крест, прося заменить его годовым окладом жалованья, единственно потому, что столоначальник третьего стола мог позавидовать ему.
Она сказала между прочим, «что верно, только в их гимназии существует такой варварский закон, что матери везде прилично быть, где лежит ее больной сын, и что она здесь с дозволения
директора, непосредственного начальника его, г.
главного надзирателя, и что ему остается только повиноваться».
Переписка с властями о назначении докторов тянулась как-то медленно, и по настоянию
главного надзирателя
директор приказал выписать меня из больницы, потому что лихорадка моя совершенно прошла.
Обе женщины, каждая по-своему, приступили к нему с просьбами, но Бениса убеждать было не нужно; он сказал, что это его собственная мысль, что он уже намекнул об этом
директору, но что, по несчастию, вместе с ним был
главный надзиратель, который сильно этому воспротивился и, кажется, успел склонить
директора на свою сторону; что
директор хотя человек слабый, но не злой; что надежда на успех не потеряна.