Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть — воображаемое продолжение галереи — начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить жизнь и умереть так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба
фамильной чести.
— Господа! — говорит дядя-полковник, и в голосе его слышатся утомление и горечь. — Господа, кто говорит, что
фамильная честь предрассудок? Я этого вовсе не говорю. Я только предостерегаю вас от ложного взгляда, указываю на возможность непростительной ошибки. Как вы этого не поймете? Ведь я не по-китайски говорю, а по-русски!
Николай Леопольдович начал с того, что написал графине почтительное письмо, в котором в самых изысканных и витиеватых выражениях просил, как милости, личного свиданья, необходимого для переговоров, касающихся вопросов ее
фамильной чести, но не получил ответа.
— Это… это, тут было больше вино, Петр Степанович. (Он поднял вдруг голову.) Петр Степанович! Если
фамильная честь и не заслуженный сердцем позор возопиют меж людей, то тогда, неужели и тогда виноват человек? — взревел он, вдруг забывшись по-давешнему.
Неточные совпадения
Эти люди, или по крайней мере наиболее рассуждающие члены в этом семействе, постоянно страдали от одного
почти общего их
фамильного качества, прямо противоположного тем добродетелям, о которых мы сейчас рассуждали выше.
Наконец, позвольте: не вы ли сами сейчас были в исступлении, что дядюшку вашего заставляют жениться на Татьяне Ивановне, а теперь вдруг заступаетесь за этот брак, говорите о какой-то
фамильной обиде, о
чести!
Согласно распоряжениям князя Сергея Сергеевича, нарочные, снабженные собственноручно написанными им письмами, запечатанными большой черной княжеской печатью, были разосланы по соседям. Письма были все одного и того же содержания. В них молодой князь с душевным прискорбием уведомлял соседей о смерти его матери и просил
почтить присутствием заупокойную литургию в церкви села Лугового, после которой должно было последовать погребение тела покойной в
фамильном склепе князей Луговых.
Вчера же другая дама доставила мне очень ценное распятие из слоновой кости,
фамильную, как она сказала, драгоценность. Не страдая грехом лицемерия, я откровенно сказал щедрой дарительнице, что моя мысль, воспитанная в законах строго научного мышления, не может не признать ни чудес, ни божественности Того, Кто справедливо именуется Спасителем мира. «Но в то же время, — сказал я, — с глубочайшим уважением я отношусь к Его личности и безгранично
чту Его заслуги перед человечеством».