После обеда Глеб встал и, не сказав никому ни слова, принялся за работу. Час спустя все
шло в доме самым обыденным порядком, как будто в нем не произошло никакого радостного события; если б не веселые лица баб, оживленные быстрыми, нетерпеливыми взглядами, если б не баранки, которыми снабдил Василий детей брата, можно было подумать, что сыновья старого Глеба не покидали крова родительского.
Неточные совпадения
Лежебоков и без тебя много; кабы всех их да к себе
в дом пущать, скоро и самому придется
идти по миру…
— Более от хозяина, батюшка, — подхватил Василий, — кабы не он, мы бы давно
дома были;
посылал нас
в Коломну с рыбой.
— Полно, говорю! Тут хлюпаньем ничего не возьмешь! Плакалась баба на торг, а торг про то и не ведает; да и ведать нет нужды! Словно и взаправду горе какое приключилось. Не навек расстаемся, господь милостив: доживем, назад вернется — как есть, настоящим человеком вернется; сами потом не нарадуемся… Ну, о чем плакать-то? Попривыкли! Знают и без тебя, попривыкли: не ты одна…
Слава те господи! Наслал еще его к нам
в дом… Жаль, жаль, а все не как своего!
— Нет, Васька
дома останется взамен Гришки. Отпущу я его на заработки! А самому небось батрака нанимать, нет, жирно будет! Они и без того денег почитай что не несут… Довольно и того, коли один Петрушка
пойдет в «рыбацкие слободы»… Ну, да не об этом толк совсем!
Пойдут, стало быть, Васькины рубахи; а я от себя целковика два приложу: дело ихнее — походное, понадобится — сапожишки купить либо другое что,
в чем нужда встренется.
Все это куда бы еще ни
шло, если бы челнок приносил существенную пользу
дому и поддерживал семейство; но дело
в том, что
в промежуток десяти-двенадцати лет парень успел отвыкнуть от родной избы; он остается равнодушным к интересам своего семейства; увлекаемый дурным сообществом, он скорей употребит заработанные деньги на бражничество; другая часть денег уходит на волокитство, которое сильнейшим образом развито на фабриках благодаря ежеминутному столкновению парней с женщинами и девками, взросшими точно так же под влиянием дурных примеров.
Даже
в доме его все
шло самым строгим, обыкновенным порядком.
Он сказал, что незачем по-пустому валандаться, незачем
идти без надобности
в Комарево, что
пойдет туда, когда сам
пошлет, и без дальних разговоров велел ему остаться
дома.
Из дальнейших объяснений его оказывалось, что именно вот эта-то цель и задерживала его
в доме Глеба. На самом деле Захар знал очень хорошо, что куда бы он ни
пошел — на фабрику ли, на сахарный ли завод или к другим рыбакам, — это все едино-единственно, держать его нигде не станут: придется шляться без места и, следовательно, без хлеба.
— Да где взять-то? Поди ж ты,
в голову не пришло, как был
дома! — произнес Гришка, проклиная свою опрометчивость. — Кабы наперед знал… Куда за ними
идти! Время позднее… ночь…
Так
в самое непродолжительное время, всего
в месяц какой-нибудь, разорился и опустел
дом, полный когда-то как чаша и возбуждавший зависть самых зажиточных, хозяйственных мужиков околотка! Так
пошло прахом и рассеялось хозяйство, сооруженное
в продолжение многих десятков лет неусыпными трудами заботливого, честного рыбака Глеба Савинова!
— Ну,
слава те господи! — вымолвил, перекрестившись, старик. — Пришли-таки
в дом свой! Все
пойдет, стало, порядком! Люди немалые, степенные…
слава те господи!
Издали еще увидели они старуху, сидевшую с внучком на завалинке. Петра и Василия не было
дома: из слов Анны оказалось, что они отправились — один
в Озеро, другой —
в Горы; оба
пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил бы их место и взял за себя избы. Далее сообщала она, что Петр и Василий после продажи
дома и сдачи места отправятся на жительство
в «рыбацкие слободы», к которым оба уже привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.
Но Калитин и Мокеев ушли со двора. Самгин
пошел в дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот путь, он успел вспомнить Митрофанова в трактире, в день похода рабочих в Кремль, к памятнику царя; крестясь мелкими крестиками, человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей душой! Честное слово: обманывал из любви и преданности».
Неточные совпадения
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что
идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
А день сегодня праздничный, // Куда пропал народ?..» //
Идут селом — на улице // Одни ребята малые, //
В домах — старухи старые, // А то и вовсе заперты // Калитки на замок.
В канаве бабы ссорятся, // Одна кричит: «Домой
идти // Тошнее, чем на каторгу!» // Другая: — Врешь,
в моем
дому // Похуже твоего! // Мне старший зять ребро сломал, // Середний зять клубок украл, // Клубок плевок, да дело
в том — // Полтинник был замотан
в нем, // А младший зять все нож берет, // Того гляди убьет, убьет!..
Краса и гордость русская, // Белели церкви Божии // По горкам, по холмам, // И с ними
в славе спорили // Дворянские
дома. //
Дома с оранжереями, // С китайскими беседками // И с английскими парками; // На каждом флаг играл, // Играл-манил приветливо, // Гостеприимство русское // И ласку обещал. // Французу не привидится // Во сне, какие праздники, // Не день, не два — по месяцу // Мы задавали тут. // Свои индейки жирные, // Свои наливки сочные, // Свои актеры, музыка, // Прислуги — целый полк!
Шли долго ли, коротко ли, //
Шли близко ли, далеко ли, // Вот наконец и Клин. // Селенье незавидное: // Что ни изба — с подпоркою, // Как нищий с костылем, // А с крыш солома скормлена // Скоту. Стоят, как остовы, // Убогие
дома. // Ненастной, поздней осенью // Так смотрят гнезда галочьи, // Когда галчата вылетят // И ветер придорожные // Березы обнажит… // Народ
в полях — работает. // Заметив за селением // Усадьбу на пригорочке, //
Пошли пока — глядеть.