Неточные совпадения
Он также приплясывал в лужах, но это приплясыванье выражало скорее явную досаду, нежели радость: каждый раз, как лаптишки старика уходили в воду (а это случалось беспрерывно), из груди его вырывались жалобные сетования, относившиеся, впрочем, более к мальчику, баловливость которого
была единственной
причиной, заставлявшей старика ускорять шаг и часто не смотреть под ноги.
Он рассказал ему обстоятельно
причину чуть
было не случившегося несчастья.
Всю остальную часть дня Глеб не
был ласковее со своими домашними. Каждый из них судил и рядил об этом по-своему, хотя никто не мог дознаться настоящей
причины, изменившей его расположение. После ужина, когда все полегли спать, старый рыбак вышел за ворота — поглядеть, какая
будет назавтра погода.
Причина такого необыкновенного снисхождения заключалась единственно в хорошем расположении: уж коли нашла сердитая полоса на неделю либо на две, к нему лучше и не подступайся: словно закалился в своем чувстве, как в броне железной; нашла веселая полоса, и в веселье
был точно так же постоянен: смело ходи тогда; ину пору хотя и выйдет что-нибудь неладно, не по его — только посмеется да посрамит тебя неотвязчивым, скоморошным прозвищем.
— Не говорил я тебе об этом нашем деле по той
причине: время, вишь ты, к тому не приспело, — продолжал Глеб, — нечего
было заводить до поры до времени разговоров, и дома у меня ничего об этом о сю пору не ведают; теперь таиться нечего: не сегодня, так завтра сами узнаете… Вот, дядя, — промолвил рыбак, приподымая густые свои брови, — рекрутский набор начался! Это, положим, куда бы ни шло: дело, вестимо, нужное, царство без воинства не бывает; вот что неладно маленько, дядя: очередь за мною.
На другой же день можно
было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу ручья. Глеб, который не без
причины жаловался на потерянное время — время подходило к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка
были на Оке.
Но Дуне во сто раз легче
было бы снести его побои, чем видеть, как вдруг, ни с того ни с сего переменился он и, что всего хуже, не объяснял даже ей
причины своего неудовольствия.
— Это все через тебя! Все ты! Ты всему
причиной! — промолвил он, снова оглядываясь кругом и злобно потом стискивая зубы. — Ты… через тебя все вышло! — подхватил он, возвышая голос. — Это ты рассказала своему отцу про нашу сплетку!.. Ты рассказала ему, какая ты
есть такая: через это женили нас!.. Я ж тебе! Погоди!..
— Эх, дядя, дядя! Все ты
причиною — ей-богу, так!.. Оставил меня как
есть без рук! — говорил он всякий раз, когда старик являлся на площадке. — Что головой-то мотаешь?.. Вестимо, так; сам видишь: бьемся, бьемся с Гришуткой, а толку все мало: ничего не сделаешь!.. Аль подсобить пришел?
Несмотря, однако ж, на все неудобства дороги, Гришка подвигался вперед быстро и весело. Свист его
был даже
причиной пробуждения нескольких собак, которые до того времени спокойно спали под телегами и воротами. Он находился в счастливейшем расположении духа и
был похож на ленивого школяра, которого только что выпроводили из школы и которому сказали: «Ступай на все четыре стороны!»
Захар толкнул его ногою и прищурил левый глаз, давая этим знать, чтобы он молчал. Ему не хотелось, видно, чтобы
причина размолвки с фабрикантом сделалась известна посторонним лицам; а может
быть, знаки эти имели целью показать Гришке доверие и дружбу Захара.
Причина появления двух приятелей обнаружилась вскоре после их ухода. На дворе, под навесом, недалеко от задних ворот, находилась клеть, или «летник». В этой клети сохранялись обыкновенно до первого снегу полушубки и вообще вся зимняя одежда. Заглянув туда случайно, тетушка Анна не нашла ни одного полушубка, даже своего собственного: клеть
была пустехонька.
Задумчивое молчание собеседника как словно сильнее еще поощряло старушку, которая, может
быть, во всю жизнь не имела еще такого удобного случая и вместе с тем таких побудительных
причин изливать все свои несчастия и жаловаться — слабость, свойственная вообще всем старухам, жизнь которых
была стеснена долгое время.
При всем том подлежит сильному сомнению, чтобы кто-нибудь из окрестных рыбарей, начиная от Серпухова и кончая Коломной, оставался на берегу. Привыкшие к бурям и невзгодам всякого рода, они, верно, предпочитали теперь отдых на лавках или сидели вместе с женами, детьми и батраками вокруг стола, перед чашкой с горячей ушицей. Нужны
были самые крайние побудительные
причины: лодка, оторванная от причала и унесенная в реку, верши, сброшенные в воду ветром, чтобы заставить кого-нибудь выйти из дому.
Надо полагать, что такие
причины встретились у Захара и Гришки, потому что часов около восьми вечера, в то время как буря
была во всей своей силе, оба они вышли на площадку. Им нечего
было, однако ж, беспокоиться о большой лодке, она, сколько известно, давным-давно красовалась на заднем дворе «Расставанья»; верши также спокойно лежали в защите от непогоды под всевмещающими навесами комаревского целовальника. При всем том Захар и Гришка спешили к реке.
— Так вот вы зачем! Вяжите его, отцы! Вяжите его, разбойника: он самый и
есть злодей! — завопила Анна, после того как один из присутствующих взял из рук ее лучину и защемил ее в светец. — Всех нас погубил, отцы вы мои! Слава те господи! Давно бы надыть! Всему он
причиной; и парня-то погубил…