Вручив принесенное близ стоявшим лакеям, старый кузнец снова повалился наземь и, как бы почувствовав себя теперь облегченным от
огромной тяжести, сказал гораздо развязнее и бойчее прежнего...
— Мы и те, что шли с другой стороны, встретились в горе через тринадцать недель после смерти отца — это был безумный день, синьор! О, когда мы услыхали там, под землею, во тьме, шум другой работы, шум идущих встречу нам под землею — вы поймите, синьор, — под
огромною тяжестью земли, которая могла бы раздавить нас, маленьких, всех сразу!
— А, так он переходит, — сказал Иван Ильич и почувствовал, что
огромная тяжесть отошла от его сердца. Он взглянул на Акима Петровича, и в это мгновение взгляды их встретились.
Неточные совпадения
Вскоре из кухни торопливо пронес человек, нагибаясь от
тяжести,
огромный самовар. Начали собираться к чаю: у кого лицо измято и глаза заплыли слезами; тот належал себе красное пятно на щеке и висках; третий говорит со сна не своим голосом. Все это сопит, охает, зевает, почесывает голову и разминается, едва приходя в себя.
Именно те, кого Горький называет неудачным термином «богоискатели», вот уже много лет пытаются перенести центр
тяжести внутрь человека, в его глубину, и возложить на личность человеческую
огромную ответственность за жизнь.
Незадолго перед этим Коляновской привезли в ящике
огромное фортепиано. Человек шесть рабочих снимали его с телеги, и когда снимали, то внутри ящика что-то глухо погромыхивало и звенело. Одну минуту, когда его поставили на край и взваливали на плечи, случилась какая-то заминка.
Тяжесть, нависшая над людьми, дрогнула и, казалось, готова была обрушиться на их головы… Мгновение… Сильные руки сделали еще поворот, и мертвый груз покорно и пассивно стал подыматься на лестницу…
Когда над городом пела и металась вьюга, забрасывая снегом дома до крыш, шаркая сухими мохнатыми крыльями по ставням и по стенам, — мерещился кто-то
огромный, тихонький и мягкий: он покорно свернулся в шар отребьев и катится по земле из края в край, приминая на пути своём леса, заполняя овраги, давит и ломает города и села, загоняя мягкою
тяжестью своею обломки в землю и в безобразное, безглавое тело своё.
Степан Михайлыч посмотрел с удивлением, но Софья Николавна заняла его таким одушевленным разговором, что он развлекся и очень удивился, когда через несколько времени растворились обе половинки дверей в спальню, и Алексей Степаныч вошел, держа в руках
огромный серебряный поднос, нагруженный свадебными подарками, под
тяжестью которых поднос даже гнулся.