Неточные совпадения
Вспыхнувшая в нем страсть
сделала его владыкой души и тела женщины, он жадно пил огненную сладость этой власти, и она выжгла из него все неуклюжее, что придавало ему вид
парня угрюмого, глуповатого, и напоила его сердце молодой гордостью, сознанием своей человеческой личности.
— Да,
парень! Думай… — покачивая головой, говорил Щуров. — Думай, как жить тебе… О-о-хо-хо! как я давно живу! Деревья выросли и срублены, и дома уже построили из них… обветшали даже дома… а я все это видел и — все живу! Как вспомню порой жизнь свою, то подумаю: «Неужто один человек столько
сделать мог? Неужто я все это изжил?..» — Старик сурово взглянул на Фому, покачал головой и умолк…
— Вот то-то! — поучительно сказал Фома, довольный тем, что
парень уступил ему, и не замечая косых, насмешливых взглядов. — А кто понимает… тот чувствует, что нужно — вечную работу
делать!
— Фу ты, господи, твоя воля! — восклицал купец, пожимая плечами. — Что только мне с этим
парнем делать — ума не приложу; спуску, кажись, не даю ему ни в чем, а хошь ты брось!
Тут только мельник заметил, что подсыпку плохо держат ноги и что парубки опять подбили ему левый глаз. Харя была у этого подсыпки, сказать правду, такая паскудная, что всякому человеку, при взгляде на нее, хотелось непременно плюнуть. А поди ты: до девчат был самый проворный человек, и не раз-таки
парни делали на него облаву и бивали до полусмерти… Что бивали, это, конечно, еще не большое диво, а то чудно, что было-таки за что бить!
Неточные совпадения
Крестьяне наши трезвые, // Поглядывая, слушая, // Идут своим путем. // Средь самой средь дороженьки // Какой-то
парень тихонький // Большую яму выкопал. // «Что
делаешь ты тут?» // — А хороню я матушку! — // «Дурак! какая матушка! // Гляди: поддевку новую // Ты в землю закопал! // Иди скорей да хрюкалом // В канаву ляг, воды испей! // Авось, соскочит дурь!»
Услыша эти слова, Чичиков, чтобы не
сделать дворовых людей свидетелями соблазнительной сцены и вместе с тем чувствуя, что держать Ноздрева было бесполезно, выпустил его руки. В это самое время вошел Порфирий и с ним Павлушка,
парень дюжий, с которым иметь дело было совсем невыгодно.
Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одно время два лица: женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых
делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего
парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья.
Да вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил, что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил… ну, ведь и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, — что
парень чист, да ведь что ж
делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей дорогой, вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то
парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что
сделаю! Горло перерву!