Неточные совпадения
Яков Маякин — низенький, худой, юркий, с огненно-рыжей клинообразной бородкой — так смотрел зеленоватыми глазами, точно говорил всем
и каждому: «Ничего, сударь мой, не беспокойтесь! Я вас понимаю, но
ежели вы меня не тронете — не выдам…»
— А ты, знай, молчи! Впрягли тебя, ну
и вези, не брыкайся…
И ежели кровь из тебя будут сосать — тоже молчи, — что ты можешь сказать?
И ежели видишь — сильный, способный к делу человек — пожалей, помоги ему.
И ежели капитаном его сделать — ловкий будет капитан!
— А что ты сам за себя отвечаешь — это хорошо. Там господь знает, что выйдет из тебя, а пока… ничего! Дело не малое,
ежели человек за свои поступки сам платить хочет, своей шкурой… Другой бы, на твоем месте, сослался на товарищей, а ты говоришь — я сам… Так
и надо, Фома!.. Ты в грехе, ты
и в ответе… Что, — Чумаков-то… не того… не ударил тебя? — с расстановкой спросил Игнат сына.
— Ах… пес! Вот, гляди, каковы есть люди: его грабят, а он кланяется — мое вам почтение! Положим, взяли-то у него, может, на копейку, да ведь эта копейка ему — как мне рубль…
И не в копейке дело, а в том, что моя она
и никто не смей ее тронуть,
ежели я сам не брошу… Эх! Ну их! Ну-ка говори — где был, что видел?
— Ты, Ефим,
и себе заруби на носу,
и всем тут скажи —
ежели да я услышу про нее какое-нибудь похабное слово — поленом по башке!
— Это, положим, верно, — бойка она — не в меру… Но это — пустое дело! Всякая ржавчина очищается,
ежели руки приложить… А крестный твой — умный старик… Житье его было спокойное, сидячее, ну, он, сидя на одном-то месте,
и думал обо всем… его, брат, стоит послушать, он во всяком житейском деле изнанку видит… Он у нас — ристократ — от матушки Екатерины! Много о себе понимает…
И как род его искоренился в Тарасе, то он
и решил — тебя на место Тараса поставить, чувствуешь?
— Не отвалится у тебя голова,
ежели я ругну тебя иной раз… А ругаюсь — потому что вижу в тебе что-то не мое… Что оно — не знаю, а вижу — есть…
И вредное оно тебе…
— Ты
и слушай!..
Ежели мой ум присовокупить к твоей молодой силе — хорошую победу можно одержать… Отец твой был крупный человек… да недалеко вперед смотрел
и не умел меня слушаться…
И в жизни он брал успех не умом, а сердцем больше… Ох, что-то из тебя выйдет… Ты переезжай ко мне, а то одному жутко будет в доме…
Жизнь всем нам цену знает,
и раньше времени она ходу нашего не остановит… никто, брат, себе в убыток не действует,
ежели он умный…
—
И я говорю: совершенно незачем. Потому деньги дадены твоим отцом, а почет тебе должен пойти по наследству. Почет — те же деньги… с почетом торговому человеку везде кредит, всюду дорога… Ты
и выдвигайся вперед, чтобы всяк тебя видел
и чтоб,
ежели сделал ты на пятак, — на целковый тебе воздали… А будешь прятаться — выйдет неразумие одно.
— Трезвость, я говорю, это хорошо! Это дай бог всякому. Я сам не пью… но зачем эти читальни,
ежели он — народ-то этот — читать даже
и не умеет?
— А вот, говорю, вы денежки на техническое приспособьте…
Ежели его в малых размерах завести, то — денег одних этих хватит, а в случае можно еще в Петербурге попросить — там дадут! Тогда
и городу своих добавлять не надо
и дело будет умнее.
— Ну, я этого не понимаю… — качая головой, сказал Фома. — Кто это там о моем счастье заботится?
И опять же, какое они счастье мне устроить могут,
ежели я сам еще не знаю, чего мне надо? Нет, ты вот что, ты бы на этих посмотрела… на тех, что вот обедали…
— Буду я тебя, Фома, учить. Самую настоящую, верную науку философию преподам я тебе…
и ежели ты ее поймешь — будешь жить без ошибок.
— Прежде всего, Фома, уж
ежели ты живешь на сей земле, то обязан надо всем происходящим вокруг тебя думать. Зачем? А дабы от неразумия твоего не потерпеть тебе
и не мог ты повредить людям по глупости твоей. Теперь: у каждого человеческого дела два лица, Фома. Одно на виду у всех — это фальшивое, другое спрятано — оно-то
и есть настоящее. Его
и нужно уметь найти, дабы понять смысл дела… Вот, к примеру, дома ночлежные, трудолюбивые, богадельни
и прочие такие учреждения. Сообрази — на что они?
Зачем нам дом чинить,
ежели не мы в нем жили
и не наш он есть?
Не умнее ли это будет,
ежели мы станем к сторонке
и будем до поры до времени стоять да смотреть, как всякая гниль плодится
и чужого нам человека душит?
— Крестный! — угрюмо
и грозно сказал Фома. — Я этого слушать не могу…
Ежели бы кто другой…
— Чего тут говорить? Дело ясное: девки — сливки, бабы — молоко; бабы — близко, девки — далеко… стало быть, иди к Соньке,
ежели без этого не можешь, —
и говори ей прямо — так, мол,
и так… Дурашка! Чего ж ты дуешься? Чего пыжишься?
—
Ежели видим мы, что, взяв разных людей, сгоняют их в одно место
и внушают всем одно мнение, — должны мы признать, что это умно… Потому — что такое человек в государстве? Не больше как простой кирпич, а все кирпичи должны быть одной меры, — понял? Людей, которые все одинаковой высоты
и веса, — как я хочу, так
и положу…
Ты мне поверь — бескорыстным человек не может быть… за чужое он не станет биться… а
ежели бьется — дурак ему имя,
и толку от него никому не будет!
— А
ежели нам
и Волгу досуха выпить да еще вот этой горой закусить —
и это забудется, ваше степенство. Все забудется, — жизнь-то длинна… Таких делов, чтобы высоко торчали, — не нам делать…
— Если ты серьезно дуришь — я тоже должен серьезно поступать с тобой… Я отцу твоему дал слово — поставить тебя на ноги…
И я тебя поставлю! Не будешь стоять — в железо закую… Тогда устоишь… Я знаю — все это у тебя с перепою… Но
ежели ты отцом нажитое озорства ради губить будешь — я тебя с головой накрою… Колокол солью над тобой… Шутить со мной очень неудобно!
— Нужда, девка! Нужда — сила, стальной прут в пружину гнет, а сталь — упориста! Тарас? Поглядим! Человек ценен по сопротивлению своему силе жизни, —
ежели не она его, а он ее на свой лад крутит, — мое ему почтение! Э-эх, стар я! А жизнь-то теперь куда как бойка стала! Интересу в ней — с каждым годом все прибавляется, — все больше смаку в ней! Так бы
и жил все, так бы все
и действовал!..
— Я прочитаю! — обнадежил его Фома, чувствуя, что неловко ему перед Ежовым
и что Ежова как будто обижает такое отношение к его писаниям. — В самом деле, — ведь интересно,
ежели про меня написано… — добавил он, добродушно улыбаясь товарищу.
— Эти простые люди, — медленно
и задумчиво говорил Фома, не вслушиваясь в речь товарища, поглощенный своими думами, — они,
ежели присмотреться к ним, — ничего! Даже очень… Любопытно… Мужики… рабочие…
ежели их так просто брать — все равно как лошади… Везут себе, пыхтят…
Какой я дурак,
ежели в думе я — хозяин, в торговле — хозяин, да
и театришко-то мой?..
— А куда ее? — спросил старик, пожав плечами. — Одно пустозвонство
и смута от нее… Конечно,
ежели деловой народ, сам купец возьмется в ней писать…
— Вот я
и говорю, —
ежели сам купец будет руководствовать ей, газетой, тогда — она нужна…
— Всё — не по душе… Дела… труды… люди…
Ежели, скажем, я вижу, что все — обман… Не дело, а так себе — затычка… Пустоту души затыкаем… Одни работают, другие только командуют
и потеют… А получают за это больше… Это зачем же так? а?
— Фома Игнатьевич! — степенно заговорил Кононов. — Безобразить не надо…
Ежели… тово… голова кружится — поди, брат, тихо, мирно в каюту
и — ляг! Ляг, милый,
и…
— Правду говорить — не всякому дано! — сурово
и поучительно заговорил Яков Тарасович, подняв руку кверху. —
Ежели ты чувствовал — это пустяки!
И корова чувствует, когда ей хвост ломают. А ты — пойми! Всё пойми!
И врага пойми… Ты догадайся, о чем он во сне думает, тогда
и валяй!
Неточные совпадения
И точно: час без малого // Последыш говорил! // Язык его не слушался: // Старик слюною брызгался, // Шипел!
И так расстроился, // Что правый глаз задергало, // А левый вдруг расширился //
И — круглый, как у филина, — // Вертелся колесом. // Права свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам,
ежели // Взбунтуются они, //
И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась господ!
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не делала; чего только он у меня не вытерпел! Ничем не проймешь.
Ежели столбняк
и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у Бога просишь опять столбняка.
Стародум. На первый случай сгодилось бы
и к тому, что
ежели б случилось ехать, так знаешь, куда едешь.
Ибо желать следует только того, что к достижению возможно;
ежели же будешь желать недостижимого, как, например, укрощения стихий, прекращения течения времени
и подобного, то сим градоначальническую власть не токмо не возвысишь, а наипаче сконфузишь.
«
И лежал бы град сей
и доднесь в оной погибельной бездне, — говорит „Летописец“, —
ежели бы не был извлечен оттоль твердостью
и самоотвержением некоторого неустрашимого штаб-офицера из местных обывателей».