Неточные совпадения
А если Фоме нездоровилось, отец его, бросая все свои дела, не уходил из дома и, надоедая сестре и сыну нелепыми вопросами и советами, хмурый, с боязнью
в глазах, ходил по комнатам сам не свой и охал.
Всюду блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое небо;
в спокойном движении воды чуется сдержанная сила,
в небе над нею сияет щедрое солнце мая, воздух напоен сладким запахом хвойных деревьев и свежей листвы.
А берега всё идут навстречу, лаская
глаза и душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
От крика они разлетятся
в стороны и исчезнут,
а потом, собравшись вместе, с горящими восторгом и удалью
глазами, они со смехом будут рассказывать друг другу о том, что чувствовали, услышав крик и погоню за ними, и что случилось с ними, когда они бежали по саду так быстро, точно земля горела под ногами.
Фома подошел к отцу, сидевшему на стуле, и стал между колен у него,
а Игнат положил ему руки на плечи и, усмехаясь, заглянул
в его
глаза.
И все-таки, даже когда Фоме минуло девятнадцать лет, — было
в нем что-то детское, наивное, отличавшее его от сверстников. Они смеялись над ним, считая его глупым; он держался
в стороне от них, обиженный отношением к нему.
А отцу и Маякину, которые не спускали его с
глаз, эта неопределенность характера Фомы внушала серьезные опасения.
Она села на диван
в двух шагах от него. Фома видел блеск ее
глаз, улыбку ее губ. Ему показалось, что она улыбается не так, как давеча улыбалась,
а иначе — жалобно, невесело. Эта улыбка ободрила его, ему стало легче дышать при виде этих
глаз, которые, встретившись с его
глазами, вдруг потупились. Но он не знал, о чем говорить с этой женщиной, и они оба молчали, молчанием тяжелым и неловким… Заговорила она...
Фигура женщины все уменьшалась, точно таяла,
а Фома, не отрывая
глаз, смотрел на нее и чувствовал, что помимо страха за отца и тоски о женщине —
в душе его зарождается какое-то новое, сильное и едкое ощущение.
— Ты не очень пяль глаза-то на эту рожицу. Она, смотри, — как березовый уголь: снаружи он бывает такой же вот скромный, гладкий, темненький, — кажись, совсем холодный, —
а возьми
в руку, — ожгет…
— Я? Я знаю! — уверенно сказал Щуров, качнув головой, и
глаза его потемнели. — Я сам тоже предстану пред господом… не налегке… Понесу с собой ношу тяжелую пред святое лицо его… Я сам тоже тешил дьявола… только я
в милость господню верую,
а Яшка не верит ни
в чох, ни
в сон, ни
в птичий грай… Яшка
в бога не верит… это я знаю! И за то, что не верит, — на земле еще будет наказан!
Фома смотрел на Щурова и удивлялся. Это был совсем не тот старик, что недавно еще говорил словами прозорливца речи о дьяволе… И лицо и
глаза у него тогда другие были, —
а теперь он смотрел жестко, безжалостно, и на щеках, около ноздрей, жадно вздрагивали какие-то жилки. Фома видел, что, если не заплатить ему
в срок, — он действительно тотчас же опорочит фирму протестом векселей…
— За
глаза — не ругайся —
а ругайся —
в глаза прямо —
в глаза — прямо
в глаза….
— Так освободите вы меня? — вдруг подняв голову, спросил Фома, и Маякин отвел
глаза в сторону от его горящего взгляда. — Дайте вздохнуть… дайте мне
в сторону отойти от всего! Я присмотрюсь, как все происходит… и тогда уж…
А так — сопьюсь я…
Все это вскипало
в груди до напряженного желания, — от силы которого он задыхался, на
глазах его являлись слезы, и ему хотелось кричать, выть зверем, испугать всех людей — остановить их бессмысленную возню, влить
в шум и суету жизни что-то свое, сказать какие-то громкие, твердые слова, направить их всех
в одну сторону,
а не друг против друга.
Фоме было жалко видеть веселого и бойкого школьного товарища таким изношенным, живущим
в этой конуре. Он смотрел на него, грустно мигал
глазами и видел, как лицо Ежова подергивается,
а глазки пылают раздражением. Ежов откупоривал бутылку с водой и, занятый этим, молчал, сжав бутылку коленями и тщетно напрягаясь, чтобы вытащить из нее пробку. И это его бессилие тоже трогало Фому.
Ежов задумался, не переставая вертеться и крутить головой.
В задумчивости — только лицо его становилось неподвижным, — все морщинки на нем собирались около
глаз и окружали их как бы лучами,
а глаза от этого уходили глубже под лоб…
Наборщиков было человек двенадцать; прилично одетые, они держались с Ежовым просто, по-товарищески, и это несколько удивляло и смущало Фому,
в глазах которого Ежов все-таки был чем-то вроде хозяина или начальника для них,
а они — только слуги его.
И снова, точно испуганный и отрезвленный какой-то мыслью, старик уставился
в лицо сына испытующими
глазами.
А через несколько минут обстоятельные, но краткие ответы Тараса опять возбудили
в нем шумную радость. Фома все слушал и присматривался, смирно посиживая
в своем углу.
Тарас Маякин говорил так медленно и тягуче, точно ему самому было неприятно и скучно говорить.
А Любовь, нахмурив брови и вытянувшись по направлению к нему, слушала речь его с жадным вниманием
в глазах, готовая все принять и впитать
в душу свою.
Они стояли
в благоговейном молчании; лица их были благочестиво сосредоточены; молились они истово и усердно, глубоко вздыхая, низко кланяясь, умиленно возводя
глаза к небу.
А Фома смотрел то на того, то на другого и вспоминал то, что ему было известно о них.
«Притворяются!» — восклицал про себя Фома.
А стоявший обок с ним горбатый и кривой Павлин Гущин, не так давно пустивший по миру детей своего полоумного брата, проникновенно шептал, глядя единственным
глазом в тоскливое небо...
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели?
А в моих
глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий (
в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется!
А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать
в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего,
а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает
глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя
в глаза ему, говорит про себя.)
А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай:
в дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Вгляделся барин
в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот; у
глаз, у рта // Излучины, как трещины // На высохшей земле; // И сам на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, //
А волосы — песок.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «
А зельем не поила ты? //
А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я
в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? //
В груди у них нет душеньки, //
В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!