Неточные совпадения
Илья тоже привык к этим отношениям, да и все на дворе как-то не замечали их. Порой Илья и сам, по поручению товарища, крал что-нибудь из кухни
или буфета и тащил в подвал к сапожнику. Ему нравилась смуглая и тонкая девочка,
такая же сирота, как сам он, а особенно нравилось, что она умеет жить одна и всё делает, как большая. Он любил видеть, как она смеётся, и постоянно старался смешить Машу. А когда это не удавалось ему — Илья сердился и дразнил девочку...
Увижу будочника — иду скоро, будто кто послал меня куда, а то
так держусь около какого-нибудь мужика, будто он хозяин мой,
или там отец,
или кто…
Но когда ему не удавалось ничего продать, и он, усталый, сидел в трактире
или где-нибудь на улице, ему вспоминались грубые окрики и толчки полицейских, подозрительное и обидное отношение покупателей, ругательства и насмешки конкурентов,
таких же разносчиков, как он, — тогда в нём смутно шевелилось большое, беспокойное чувство.
— Да — чёрт! Хочется им,
или — нет? Ведь тебе жить хочется? — кричал Илья, сердясь на товарища. Но ему было бы трудно ответить, почему он сердится: потому ли, что Яков спрашивает о
таких вещах,
или потому, что он плохо спрашивает?
— Мой каприз! — говорила ему Олимпиада, играя его курчавыми волосами
или проводя пальцем по тёмному пуху на его губе. — Ты мне нравишься всё больше… У тебя надёжное, твёрдое сердце, и я вижу, что, если ты чего захочешь, — добьёшься… Я —
такая же… Будь я моложе — вышла бы за тебя замуж… Тогда вдвоём с тобой мы разыграли бы жизнь, как по нотам…
— Бедненькие вы с Павлом, — пожалела его девушка. Веру он любил, жалел её, искренно беспокоился, когда она ссорилась с Павлом, мирил их. Ему нравилось сидеть у неё, смотреть, как она чесала свои золотистые волосы
или шила что-нибудь, тихонько напевая. В
такие минуты она нравилась ему ещё больше, он острее чувствовал несчастие девушки и, как мог, утешал её. А она говорила...
— Я не хочу молчать! — говорила она. — Молоденький
такой… здоровый, любимый мною… что ты мне сделал? Сказал ты мне: «Ну, выбирай, Олимпиада, — я
или он»? Сказал ты это? Нет, ты — кот, как все коты…
— Знаю! Всяк себя чем-нибудь украшает, но это — маска! Вижу я — дядюшка мой с богом торговаться хочет, как приказчик на отчёте с хозяином. Твой папаша хоругви в церковь пожертвовал, — заключаю я из этого, что он
или объегорил кого-нибудь,
или собирается объегорить… И все
так, куда ни взгляни… На тебе грош, а ты мне пятак положь…
Так и все морочат глаза друг другу да оправданья себе друг у друга ищут. А по-моему — согрешил вольно
или невольно, ну и — подставляй шею…
«Хоть бы зол я был на этого человека
или не нравился бы он мне… А то
так просто… ни за что обидел я его», — с тревогой думал он, и в душе его шевелилось что-то нехорошее к Татьяне Власьевне. Ему казалось, что Кирик непременно догадается об измене жены.
— А я тебе говорю — бросишь. Не
такой у тебя характер, чтобы всю жизнь смирно в тёмной дыре сидеть. И уж наверно —
или запьянствуешь ты,
или разоришься… что-нибудь должно произойти с тобой…
— Голубые сны вижу я… Понимаешь — всё будто голубое… Не только небо, а и земля, и деревья, и цветы, и травы — всё! Тишина
такая… Как будто и нет ничего, до того всё недвижимо… и всё голубое. Идёшь будто куда-то, без усталости идёшь, далеко, без конца… И невозможно понять — есть ты
или нет? Очень легко… Голубые сны — это перед смертью.
— Она, брат, ого-го! Она всем командует, а чуть кто не
так сказал,
или что — она фрр!.. Как кошка…
Это подействовало на всех
так, как будто что-то оглушительно треснуло
или огонь в комнате погас и всех сразу охватила густая тьма, — и люди замерли в этой тьме, кто как стоял. Открытые рты, с кусками пищи в них, были как гнойные раны на испуганных, недоумевающих лицах этих людей.
Неточные совпадения
Хлестаков. Нет, на коленях, непременно на коленях! Я хочу знать, что
такое мне суждено: жизнь
или смерть.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни
или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные
такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению
или к неискусству врача.
Бобчинский. Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство
или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинскнй.
Так и скажите: живет Петр Иванович Бобчпиский.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит…
Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто
или стоишь на какой-нибудь колокольне,
или тебя хотят повесить.
Городничий. Да, таков уже неизъяснимый закон судеб: умный человек —
или пьяница,
или рожу
такую состроит, что хоть святых выноси.