Неточные совпадения
Степан Аркадьич не избирал ни направления, ни взглядов, а эти направления и взгляды сами приходили к нему, точно
так же, как он не выбирал формы шляпы
или сюртука, а брал те, которые носят.
Место это он получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина, занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие; но если бы Каренин не назначил своего шурина на это место, то чрез сотню других лиц, братьев, сестер, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский получил бы это место
или другое подобное, тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны,
так как дела его, несмотря на достаточное состояние жены, были расстроены.
— Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну,
так дай ты нам, братец ты мой, устриц два,
или мало — три десятка, суп с кореньями….
Но хорошо было говорить
так тем, у кого не было дочерей; а княгиня понимала, что при сближении дочь могла влюбиться, и влюбиться в того, кто не захочет жениться,
или в того, кто не годится в мужья.
Потому ли, что дети непостоянны
или очень чутки и почувствовали, что Анна в этот день совсем не
такая, как в тот, когда они
так полюбили ее, что она уже не занята ими, — но только они вдруг прекратили свою игру с тетей и любовь к ней, и их совершенно не занимало то, что она уезжает.
«Всё-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, — говорила себе Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил, что его нельзя любить. Но что это уши у него
так странно выдаются!
Или он обстригся?»
Раздевшись, она вошла в спальню, но на лице ее не только не было того оживления, которое в бытность ее в Москве
так и брызгало из ее глаз и улыбки: напротив, теперь огонь казался потушенным в ней
или где-то далеко припрятанным.
— Да, это само собой разумеется, — отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. — Виноват; что, поставлен ли Яузский мост,
или надо всё еще кругом объезжать? — спросил он. — А! поставлен. Да, ну
так я в двадцать минут могу быть.
Так мы говорили, что вопрос
так поставлен: поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.
Он ждал с нетерпением известия, что она уже вышла
или выходит на-днях замуж, надеясь, что
такое известие, как выдергиванье зуба, совсем вылечит его.
Так что, несмотря на уединение
или вследствие уединения, жизнь eго была чрезвычайно наполнена, и только изредка он испытывал неудовлетворенное желание сообщения бродящих у него в голове мыслей кому-нибудь, кроме Агафьи Михайловны хотя и с нею ему случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и в особенности о философии; философия составляла любимый предмет Агафьи Михайловны.
Ты скажешь опять, что я ретроград,
или еще какое страшное слово; но всё-таки мне досадно и обидно видеть это со всех сторон совершающееся обеднение дворянства, к которому я принадлежу и, несмотря на слияние сословий, очень рад, что принадлежу…
А позволь тебя спросить, в чем состоит этот аристократизм Вронского
или кого бы то ни было, —
такой аристократизм, чтобы можно было пренебречь мною?
Если я не понимаю, я виноват,
или я глупый
или дурной мальчик», думал ребенок; и от этого происходило его испытующее, вопросительное, отчасти неприязненное выражение, и робость, и неровность, которые
так стесняли Вронского.
«Сказать
или не сказать? — думала она, глядя в его спокойные ласковые глаза. — Он
так счастлив,
так занят своими скачками, что не поймет этого как надо, не поймет всего значения для нас этого события».
Как будто было что-то в этом
такое, чего она не могла
или не хотела уяснить себе, как будто, как только она начинала говорить про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
— Знает ли он
или нет, — сказал Вронский своим обычным твердым и спокойным тоном, — знает ли он
или нет, нам до этого дела нет. Мы не можем… вы не можете
так оставаться, особенно теперь.
На этом кругу были устроены девять препятствий: река, большой, в два аршина, глухой барьер пред самою беседкой, канава сухая, канава с водою, косогор, ирландская банкетка, состоящая (одно из самых трудных препятствий), из вала, утыканного хворостом, за которым, невидная для лошади, была еще канава,
так что лошадь должна была перепрыгнуть оба препятствия
или убиться; потом еще две канавы с водою и одна сухая, — и конец скачки был против беседки.
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг
или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было
так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
—
Так что ж? Я не понимаю. Дело в том, любите ли вы его теперь
или нет, — сказала Варенька, называя всё по имени.
—…мрет без помощи? Грубые бабки замаривают детей, и народ коснеет в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму:
или ты
так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать,
или ты не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
На приглашение его два старшие тотчас же соскочили к нему и побежали с ним
так же просто, как бы они побежали с няней, с мисс Гуль
или с матерью.
— Дарья Александровна, — сказал он, —
так выбирают платье
или не знаю какую покупку, а не любовь. Выбор сделан, и тем лучше… И повторенья быть не может.
— Дарья Александровна, — сказал он сухо, — я ценю вашу доверенность ко мне; я думаю, что вы ошибаетесь. Но прав я
или неправ, эта гордость, которую вы
так презираете, делает то, что для меня всякая мысль о Катерине Александровне невозможна, — вы понимаете, совершенно невозможна.
— Как бы я желала знать других
так, как я себя знаю, — сказала Анна серьезно и задумчиво. — Хуже ли я других,
или лучше? Я думаю, хуже.
Это было
так же невозможно, как прибить женщину, украсть
или солгать.
Стада улучшенных коров,
таких же, как Пава, вся удобренная, вспаханная плугами земля, девять равных полей, обсаженных лозинами, девяносто десятин глубоко запаханного навоза, рядовые сеялки, и т. п., — всё это было прекрасно, если б это делалось только им самим
или им с товарищами, людьми сочувствующими ему.
— Да
так же и вести, как Михаил Петрович:
или отдать исполу,
или внаймы мужикам; это можно, но только этим самым уничтожается общее богатство государства. Где земля у меня при крепостном труде и хорошем хозяйстве приносила сам-девять, она исполу принесет сам-третей. Погубила Россию эмансипация!
— Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачек ваш, сломают, а мою паровую не сломают. Лошаденку рассейскую, как это? тасканской породы, что за хвост таскать, вам испортят, а заведите першеронов
или хоть битюков, их не испортят. И
так всё. Нам выше надо поднимать хозяйство.
— Ну вот, я очень рад
или, напротив, очень не рад, что сошелся со Спенсером; только это я давно знаю. Школы не помогут, а поможет
такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досуга, — и тогда будут и школы.
Но, несмотря на все эти трудности, он добился своего, и к осени дело пошло
или, по крайней мере, ему
так казалось.
В хозяйстве на практике дело шло отлично
или, по крайней мере,
так казалось Левину.
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда,
или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с
таким видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Проводив княгиню Бетси до сеней, еще раз поцеловав ее руку выше перчатки, там, где бьется пульс, и, наврав ей еще
такого неприличного вздору, что она уже не знала, сердиться ли ей
или смеяться, Степан Аркадьич пошел к сестре. Он застал ее в слезах.
— Плохо! Безнадежный субъект! — сказал Катавасов. — Ну, выпьем за его исцеление
или пожелаем ему только, чтоб хоть одна сотая его мечтаний сбылась. И это уж будет
такое счастье, какое не бывало на земле!
—
Так как же? необожженные
или обожженные? вот вопрос.
— Что же
так заплакана?
Или поневоле идет?
— Я не понимаю, как они могут
так грубо ошибаться. Христос уже имеет свое определенное воплощение в искусстве великих стариков. Стало быть, если они хотят изображать не Бога, а революционера
или мудреца, то пусть из истории берут Сократа, Франклина, Шарлоту Корде, но только не Христа. Они берут то самое лицо, которое нельзя брать для искусства, а потом…
— А что же, правда, что этот Михайлов в
такой бедности? — спросил Вронский, думая, что ему, как русскому меценату, несмотря на то, хороша ли
или дурна его картина, надо бы помочь художнику.
— Ну
так войдите, — сказала Кити, обращаясь к оправившейся Марье Николаевне; но заметив испуганное лицо мужа, —
или идите, идите и пришлите за мной, — сказала она и вернулась в нумер. Левин пошел к брату.
Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи уже был не в силах поднимать рук и только смотрел пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда брат
или Кити наклонялись над ним,
так, чтоб он мог их видеть, он
так же смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
Во время его губернаторства тетка Анны, богатая губернская барыня, свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своею племянницей и поставила его в
такое положение, что он должен был
или высказаться
или уехать из города.
Целый вечер прошел за работой и мечтами о том, как можно сделать
такую мельницу, чтобы на ней вертеться: схватиться руками за крылья
или привязать себя — и вертеться.
Ну, я приеду к Анне Аркадьевне; она поймет, что я не могу ее звать к себе
или должна это сделать
так, чтобы она не встретила тех, кто смотрит иначе: это ее же оскорбит.
Василий Лукич между тем, не понимавший сначала, кто была эта дама, и узнав из разговора, что это была та самая мать, которая бросила мужа и которую он не знал,
так как поступил в дом уже после нее, был в сомнении, войти ли ему
или нет,
или сообщить Алексею Александровичу.
В Левинском, давно пустынном доме теперь было
так много народа, что почти все комнаты были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука
или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством, было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
Что-то
такое он представлял себе в езде на степной лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его, в особенности в соединении с его красотой, милою улыбкой и грацией движений, была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его была симпатична Левину,
или потому, что Левин старался в искупление вчерашнего греха найти в нем всё хорошее, Левину было приятно с ним.
Отъехав три версты, Весловский вдруг хватился сигар и бумажника и не знал, потерял ли их
или оставил на столе. В бумажнике было триста семьдесят рублей, и потому нельзя было
так оставить этого.
— Но труд не
такой, как труд мужика
или ученого.
—
Так так-то, мой друг. Надо одно из двух:
или признавать, что настоящее устройство общества справедливо, и тогда отстаивать свои права;
или признаваться, что пользуешься несправедливыми преимуществами, как я и делаю, и пользоваться ими с удовольствием.
Несмотря на всё это, к концу этого дня все, за исключением княгини, не прощавшей этот поступок Левину, сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно дети после наказанья
или большие после тяжелого официального приема,
так что вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие.