Неточные совпадения
Илья сразу подружился с ним, в первый же день знакомства Яков таинственно
спросил нового
товарища...
На той же липе, в которой Яков устроил часовню, — Пашка вешал западни на чижей и синиц. Ему жилось тяжело, он похудел, осунулся. Бегать по двору ему было некогда: он целые дни работал у Перфишки, и только по праздникам, когда сапожник был пьян,
товарищи видели его. Пашка
спрашивал их о том, что они учат в школе, и завистливо хмурился, слушая их рассказы, полные сознанием превосходства над ним.
Илья и раньше замечал, что с некоторого времени Яков изменился. Он почти не выходил гулять на двор, а всё сидел дома и даже как бы нарочно избегал встречи с Ильёй. Сначала Илья подумал, что Яков, завидуя его успехам в школе, учит уроки. Но и учиться он стал хуже; учитель постоянно ругал его за рассеянность и непонимание самых простых вещей. Отношение Якова к Перфишке не удивило Илью: Яков почти не обращал внимания на жизнь в доме, но Илье захотелось узнать, что творится с
товарищем, и он
спросил его...
— Кто это? — удивлённо
спросил Илья, вслушиваясь в дрожащий от волнения голос
товарища.
Ты что никогда не придёшь? —
спросил Илья, улыбаясь. Ему тоже было приятно видеть старого
товарища таким весёлым и чумазым. Он поглядел на Пашкины опорки, потом на свои новые сапоги, ценою в девять рублей, и самодовольно улыбнулся.
— Да — чёрт! Хочется им, или — нет? Ведь тебе жить хочется? — кричал Илья, сердясь на
товарища. Но ему было бы трудно ответить, почему он сердится: потому ли, что Яков
спрашивает о таких вещах, или потому, что он плохо
спрашивает?
— А где? — с надеждой глядя на
товарища,
спросил Яков.
— А — не врёшь ты? —
спросил Илья, внимательно прослушав
товарища.
— Ты верно про то знаешь? — робко
спросил Яков, не глядя на
товарища.
— Вы уже догадались, что мешаете вашему
товарищу, или нет ещё? — плавно
спросила его голубоглазая женщина.
— Ну, что там? Какие деньги? Ерунда всё!.. — И, махнув рукой, Яков задумался. — Поговорить-то нет у тебя время? —
спросил он через минуту, оглядывая
товарища блуждающими глазами.
И философ сделал такую гримасу, точно обжёгся чем-то горячим. Лунёв смотрел на
товарища как на чудака, как на юродивого. Порою Яков казался ему слепым и всегда — несчастным, негодным для жизни. В доме говорили, — и вся улица знала это, — что Петруха Филимонов хочет венчаться со своей любовницей, содержавшей в городе один из дорогих домов терпимости, но Яков относился к этому с полным равнодушием. И, когда Лунёв
спросил его, скоро ли свадьба, Яков тоже
спросил...
— Погоди! — боязливо оглянувшись вокруг, воскликнул Яков и, вытаращив глаза в лицо
товарища, тихо
спросил: — Ты своё начало знаешь?
— Они её, пожалуй, продали, дьяволы, — сурово усмехаясь, сказал Илья
товарищу. Яков испуганно взглянул на него и жалким голосом
спросил сапожника...
В маленькой комнате, тесно заставленной ящиками с вином и какими-то сундуками, горела, вздрагивая, жестяная лампа. В полутьме и тесноте Лунёв не сразу увидал
товарища. Яков лежал на полу, голова его была в тени, и лицо казалось чёрным, страшным. Илья взял лампу в руки и присел на корточки, освещая избитого. Синяки и ссадины покрывали лицо Якова безобразной тёмной маской, глаза его затекли в опухолях, он дышал тяжело, хрипел и, должно быть, ничего не видел, ибо
спросил со стоном...
— Что же ты думаешь делать? — тихо
спросил он, видя, что Павел не собирается говорить. Тогда Грачёв перестал свистать и, не оборачиваясь к
товарищу, кратко объявил...
Около полудня явился Павел, сердитый, с нахмуренными бровями. Не здороваясь с
товарищем, он прямо
спросил его...
Неточные совпадения
Товарищ Яков тоже
спросил Харламова:
Вошел местный
товарищ прокурора Брюн де Сент-Ипполит, щеголь и красавец, — Тагильский протянул руку за письмом,
спрашивая: — Не знаете? — Вопрос прозвучал утвердительно, и это очень обрадовало Самгина, он крепко пожал руку щеголя и на его вопрос: «Как — Париж, э?» — легко ответил:
Самгин чувствовал себя несколько неловко. Прейс, видимо, считал его посвященным в дела Кутузова, а Кутузов так же думал о Прейсе. Он хотел
спросить: не мешает ли
товарищам, но любопытство запретило ему сделать это.
Они оба вели себя так шумно, как будто кроме них на улице никого не было. Радость Макарова казалась подозрительной; он был трезв, но говорил так возбужденно, как будто желал скрыть, перекричать в себе истинное впечатление встречи. Его
товарищ беспокойно вертел шеей, пытаясь установить косые глаза на лице Клима. Шли медленно, плечо в плечо друг другу, не уступая дороги встречным прохожим. Сдержанно отвечая на быстрые вопросы Макарова, Клим
спросил о Лидии.
По настоянию деда Акима Дронов вместе с Климом готовился в гимназию и на уроках Томилина обнаруживал тоже судорожную торопливость, Климу и она казалась жадностью.
Спрашивая учителя или отвечая ему, Дронов говорил очень быстро и как-то так всасывая слова, точно они, горячие, жгли губы его и язык. Клим несколько раз допытывался у
товарища, навязанного ему Настоящим Стариком: