Неточные совпадения
— Вот так — а-яй! — воскликнул мальчик, широко раскрытыми глазами глядя на чудесную картину, и замер в молчаливом восхищении. Потом в душе его родилась беспокойная мысль, — где
будет жить он, маленький, вихрастый мальчик в пестрядинных штанишках, и его горбатый, неуклюжий дядя? Пустят ли их туда, в этот чистый, богатый, блестящий золотом,
огромный город? Он подумал, что их телега именно потому стоит здесь, на берегу реки, что в город не пускают людей бедных. Должно
быть, дядя пошёл просить, чтобы пустили.
Илья охватил у колена
огромную ногу кузнеца и крепко прижался к ней грудью. Должно
быть, Савёл ощутил трепет маленького сердца, задыхавшегося от его ласки: он положил на голову Ильи тяжёлую руку, помолчал немножко и густо молвил...
Он лёг спать не у себя в каморке, а в трактире, под столом, на котором Терентий мыл посуду. Горбун уложил племянничка, а сам начал вытирать столы. На стойке горела лампа, освещая бока пузатых чайников и бутылки в шкафу. В трактире
было темно, в окна стучал мелкий дождь, толкался ветер… Терентий, похожий на
огромного ежа, двигал столами и вздыхал. Когда он подходил близко к лампе, от него на пол ложилась густая тень, — Илье казалось, что это ползёт душа дедушки Еремея и шипит на дядю...
Только на месте кузницы, за
огромной кучей щеп и гнилушек, образовался уютный угол, но там
было страшно сидеть, — всё чудилось, что под этой кучей лежит Савёлова жена с разбитой головой.
Плотно прижавшись друг к другу, мальчики с трепетом любопытства и странной, согревающей душу радостью входили в новый, волшебный мир, где
огромные, злые чудовища погибали под могучими ударами храбрых рыцарей, где всё
было величественно, красиво и чудесно и не
было ничего похожего на эту серую, скучную жизнь.
Илья слушал и пытался представить себе купца Строганого. Ему почему-то стало казаться, что купец этот должен
быть похож на дедушку Еремея, — такой же тощий, добрый и приятный. Но когда он пришёл в лавку, там за конторкой стоял высокий мужик с
огромным животом. На голове у него не
было ни волоса, но лицо от глаз до шеи заросло густой рыжей бородой. Брови тоже
были густые и рыжие, под ними сердито бегали маленькие, зеленоватые глазки.
Илья исподлобья осматривал лавку. В корзинах со льдом лежали
огромные сомы и осетры, на полках
были сложены сушёные судаки, сазаны, и всюду блестели жестяные коробки. Густой запах тузлука стоял в воздухе, в лавке
было душно, тесно. На полу в больших чанах плавала живая рыба — стерляди, налимы, окуни, язи. Но одна небольшая щука дерзко металась в воде, толкала других рыб и сильными ударами хвоста разбрызгивала воду на пол. Илье стало жалко её.
Войдя наверх, Илья остановился у двери большой комнаты, среди неё, под тяжёлой лампой, опускавшейся с потолка, стоял круглый стол с
огромным самоваром на нём. Вокруг стола сидел хозяин с женой и дочерями, — все три девочки
были на голову ниже одна другой, волосы у всех рыжие, и белая кожа на их длинных лицах
была густо усеяна веснушками. Когда Илья вошёл, они плотно придвинулись одна к другой и со страхом уставились на него тремя парами голубых глаз.
Это
был человек толстый, коротенький, с
огромной лысой головой и чёрной бородою во всю грудь.
Вечерний сумрак окутал поле; лес вдали стал плотно чёрен, как гора. Летучая мышь маленьким тёмным пятном бесшумно мелькала в воздухе, и точно это она сеяла тьму. Далеко на реке
был слышен стук колёс парохода по воде; казалось, что где-то далеко летит
огромная птица и это её широкие крылья бьют воздух могучими взмахами. Лунёв припомнил всех людей, которые ему мешали жить, и всех их, без пощады, наказал. От этого ему стало ещё приятнее… И один среди поля, отовсюду стиснутый тьмою, он тихо запел…
«Под сим крестом покоится прах раба божия Вонифантия», — прочитал он и улыбнулся: имя показалось ему смешным. Над прахом Вонифантия
был поставлен
огромный камень из серого гранита. А рядом с ним в другой ограде покоился Пётр Бабушкин, двадцати восьми лет…
Длинный стол, крытый зелёным сукном, кресла с высокими спинками, золото рам,
огромный, в рост человека, портрет царя, малиновые стулья для присяжных, большая деревянная скамья за решёткой, — всё
было тяжёлое и внушало уважение.
Он пошёл… Дома стояли по бокам улицы, точно
огромные камни, грязь всхлипывала под ногами, а дорога опускалась куда-то вниз, где тьма
была ещё более густа… Илья споткнулся о камень и чуть не упал. В пустоте его души вздрогнула надоедливая мысль...
Но и путешественники, которых числом было шесть, хотя и внимательно, казалось, прислушивались к голосам людей, стоявших на берегу, тем не менее, однако ж, все-таки продолжали идти своей дорогой. Они как словно дали крепкий зарок ставить ноги в те самые углубления, которые производили лаптишки их предводителя — коренастого пожилого человека с
огромною пилою на правом плече; а тот, в свою очередь, как словно дал зарок не слушать никаких советов и действовать по внушению каких-то тайных убеждений.
Неточные совпадения
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб
был не тучен и не скареден, рост имел не
огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны
быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.
Они не производят переворота ни в экономическом, ни в умственном положении страны, но ежели вы сравните эти административные проявления с такими, например, как обозвание управляемых курицыными детьми или беспрерывное их сечение, то должны
будете сознаться, что разница тут
огромная.
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё
было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены
были оштукатурены под мрамор,
огромные цельные окна
были уже вставлены, только паркетный пол
был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Длинный белый остов спины с
огромными, выдающимися лопатками и торчащими ребрами и позвонками
был обнажен, и Марья Николаевна с лакеем запутались в рукаве рубашки и не могли направить в него длинную висевшую руку.
— Мы знакомы, — сказала она, кладя свою маленькую руку в
огромную руку конфузившегося (что так странно
было при его громадном росте и грубом лице) Яшвина.