Неточные совпадения
— Э, синьор! А как
быть, если
не хватает
детям на макароны?
— Много дней слышали мы эти звуки, такие гулкие, с каждым днем они становились всё понятнее, яснее, и нами овладевало радостное бешенство победителей — мы работали, как злые духи, как бесплотные,
не ощущая усталости,
не требуя указаний, — это
было хорошо, как танец в солнечный день, честное слово! И все мы стали так милы и добры, как
дети. Ах, если бы вы знали, как сильно, как нестерпимо страстно желание встретить человека во тьме, под землей, куда ты, точно крот, врывался долгие месяцы!
— «Я, моя мать и отец — все верующие и так умрем. Брак в мэрии —
не брак для меня: если от такого брака родятся
дети, — я знаю, — они
будут несчастны. Только церковный брак освящает любовь, только он дает счастье и покой».
—
Были леса по дороге, да, это —
было! Встречались вепри, медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им
было жалко меня! Разве ты
не знаешь, что звери тоже любят
детей и умеют бороться за жизнь и свободу их
не хуже, чем люди?
— Люди, — продолжала она, как
дитя, ибо каждая Мать — сто раз
дитя в душе своей, — люди — это всегда
дети своих матерей, — сказала она, — ведь у каждого
есть Мать, каждый чей-то сын, даже и тебя, старик, ты знаешь это, — родила женщина, ты можешь отказаться от бога, но от этого
не откажешься и ты, старик!
Поклонимся Той, которая, неутомимо родит нам великих! Аристотель сын Ее, и Фирдуси, и сладкий, как мед, Саади, и Омар Хайям, подобный вину, смешанному с ядом, Искандер [Искандер — арабизированное имя Александра Македонского.] и слепой Гомер — это всё Ее
дети, все они
пили Ее молоко, и каждого Она ввела в мир за руку, когда они
были ростом
не выше тюльпана, — вся гордость мира — от Матерей!
Тогда соседи сказали ей, что, конечно, они понимают, как стыдно женщине
быть матерью урода; никому, кроме мадонны,
не известно, справедливо ли наказана она этой жестокой обидой, однако
ребенок не виноват ни в чем и она напрасно лишает его солнца.
— Никогда он
не говорил так со мною на земле.
Был веселый, добрый, но мне казалось, что он смотрит на меня насмешливо и недоверчиво, что я для него еще
ребенок. Иногда это обижало меня — юность самолюбива.
— Эге! — сказали люди. — Это —
не шутка, это требует серьезного внимания. Спокойствие, Луиджи! Ты здесь — чужой, твоя жена — наш человек, мы все тут знали ее
ребенком, и если обижен ты — ее вина падает на всех нас, —
будем правдивы!
Ребенком горбун
был тих, незаметен, задумчив и
не любил игрушек. Это ни в ком, кроме сестры,
не возбуждало особенного внимания к нему — отец и мать нашли, что таков и должен
быть неудавшийся человек, но у девочки, которая
была старше брата на четыре года, его характер возбуждал тревожное чувство.
Кто бы он ни
был — всё равно! Он — как
дитя, оторванное от груди матери, вино чужбины горько ему и
не радует сердца, но отравляет его тоскою, делает рыхлым, как губка, и, точно губка воду, это сердце, вырванное из груди родины, — жадно поглощает всякое зло, родит темные чувства.
Но как бы хорошо человек ни выбрал жизнь для себя — ее хватает лишь на несколько десятков лет, — когда просоленному морской водою Туба минуло восемьдесят — его руки, изувеченные ревматизмом, отказались работать — достаточно! — искривленные ноги едва держали согнутый стан, и, овеянный всеми ветрами старик, он с грустью вышел на остров, поднялся на гору, в хижину брата, к
детям его и внукам, — это
были люди слишком бедные для того, чтоб
быть добрыми, и теперь старый Туба
не мог — как делал раньше — приносить им много вкусных рыб.
Нет, он
не понимал: политику делают в Риме министры и богатые люди для того, чтобы увеличить налоги на бедных людей. А его
дети — рабочие, они живут в Америке и
были славными парнями — зачем им делать политику?
— Синьор, вы видите — я очень стар и уже скоро пойду к моему богу. Когда мадонна спросит меня — что я сделал с моими
детьми, я должен
буду рассказать ей это правдиво и подробно. Это мои
дети здесь на карточке, но я
не понимаю, что они сделали и почему в тюрьме?
— Бум, бум, — глухо отбивает такт барабан, а какая-то тонкая дудочка
не может
поспеть за голосами
детей и смешно свистит как-то сбоку их, точно обиженная…
До лета прошлого года другою гордостью квартала
была Нунча, торговка овощами, — самый веселый человек в мире и первая красавица нашего угла, — над ним солнце стоит всегда немножко дольше, чем над другими частями города. Фонтан, конечно, остался доныне таким, как
был всегда; всё более желтея от времени, он долго
будет удивлять иностранцев забавной своей красотою, — мраморные
дети не стареют и
не устают в играх.
Я
не помню, как узнал Карлоне правду, но он ее узнал, и вот в первый день праздника отец и мать Джулии,
не выходившие даже и в церковь, — получили только один подарок: небольшую корзину сосновых веток, а среди них — отрубленную кисть левой руки Карлоне Гальярди, — кисть той руки, которой он ударил Джулию, Они — вместе с нею — в ужасе бросились к нему, Карлоне встретил их, стоя на коленях у двери его дома, его рука
была обмотана кровавой тряпкой, и он плакал, точно
ребенок.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни
детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку
не было!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то
дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих
детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое
дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна
будет та, которую приведет Бог
быть его женою.