Неточные совпадения
Бессеменов. Погоди, не перебивай! Я постарше тебя. Я говорю: чего же быстрые-то умы по углам от нас, стариков, разбегаются да оттуда смешные рожи показывают, а говорить
с нами не хотят? Вот ты и подумай… И я пойду подумаю… один, коли глуп я для вашей компании (
с шумом отодвигает свой стул и
в дверях своей
комнаты говорит)… образованные мои дети…
Татьяна. Нет… Я
в этот сезон едва ли буду ходить
в театр. Надоело. Меня злят, раздражают все эти драмы
с выстрелами, воплями, рыданиями. (Тетерев ударяет пальцем по клавише пианино, и по
комнате разливается густой печальный звук.) Все это неправда. Жизнь ломает людей без
шума, без криков… без слез… незаметно…
(Дверь за Бессеменовым затворяется, и конца речи не слышно.
Комната пуста.
С двух сторон
в нее несется
шум: звуки голосов из
комнаты Бессеменовых, тихий говор, стоны и возня из
комнаты Татьяны. Тетерев вносит ведро воды, ставит у двери и осторожно стучит
в нее пальцем. Степанида отворяет дверь, берет ведро и тоже выходит
в комнату, отирая пот
с лица.)
Неточные совпадения
Не явилась тоже и одна тонная дама
с своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели
с две
в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на
шум и крик, подымавшийся из
комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь
с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Но все чаще, вместе
с шумом ветра и дождя, вместе
с воем вьюг,
в тепло
комнаты вторгалась обессиливающая скука и гасила глумливые мысли, сгущала все их
в одну.
Комната наполнилась
шумом отодвигаемых стульев,
в углу вспыхнул огонек спички, осветив кисть руки
с длинными пальцами, испуганной курицей заклохтала какая-то барышня, — Самгину было приятно смятение, вызванное его словами. Когда он не спеша, готовясь рассказать страшное, обошел сад и двор, — из флигеля шумно выбегали ученики Спивак; она, стоя у стола, звенела абажуром, зажигая лампу, за столом сидел старик Радеев, барабаня пальцами, покачивая головой.
«Что же я тут буду делать
с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался
в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз
в ту минуту, когда
в комнате явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная,
с четкими формами,
в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова:
В двери, точно кариатида, поддерживая
шум или не пуская его
в соседнюю
комнату, где тоже покрикивали, стояла Тося
с папиросой
в зубах и, нахмурясь, отмахивая рукою дым от лица, вслушивалась
в неторопливую, самоуверенную речь красивого мужчины.