Неточные совпадения
Чтобы разорвать прочные петли безысходной скуки, которая сначала раздражает человека, будя в нём зверя, потом, тихонько умертвив душу его, превращает в тупого скота, чтобы не задохнуться в тугих сетях
города Окурова, потребно непрерывное напряжение всей силы духа, необходима устойчивая вера в человеческий разум. Но её даёт только причащение к великой жизни
мира,
и нужно, чтобы, как звёзды в небе, человеку всегда были ясно видимы огни всех надежд
и желаний, неугасимо пылающие на земле.
Весь
город знал, что в монастыре балуют; сам исправник Ногайцев говорил выпивши, будто ему известна монахиня, у которой груди на редкость неровные: одна весит пять фунтов, а другая шесть с четвертью. Но ведь «не согрешив, не покаешься, не покаявшись — не спасёшься», балуют — за себя, а молятся день
и ночь — за весь
мир.
Часто после беседы с нею, взволнованный
и полный грустно-ласкового чувства к людям, запредельным его
миру, он уходил в поле
и там, сидя на холме, смотрел, как наступают на
город сумерки — время, когда светлое
и тёмное борются друг с другом; как мирно приходит ночь, кропя землю росою,
и — уходит, тихо уступая новому дню.
Строгий чин и гордая независимость западной церкви, ее оконченная ограниченность, ее практические приложения, ее безвозвратная уверенность и мнимое снятие всех противуречий своим высшим единством, своей вечной фата-морганой, своим urbi et orbi, [
городу и миру (лат.).] своим презрением светской власти должно было легко овладеть умом пылким и начавшим свое серьезное образование в совершенных летах.
Неточные совпадения
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в
город оловянных солдатиков
и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского
мира…
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить
и кончили тем, что выбрали из среды своей ходока — самого древнего в целом
городе человека, Евсеича. Долго кланялись
и мир и Евсеич друг другу в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец
мир сказал:
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромностию,
и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он не значащий червь
мира сего
и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его,
и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства,
и что, прибывши в этот
город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам.
— Это он в Иерусалим идет, братцы, с детьми, с родиной прощается, всему
миру поклоняется, столичный
город Санкт-Петербург
и его грунт лобызает, — прибавил какой-то пьяненький из мещан.
— Это — очень просто, — сообщил Турчанинов. — Это действительно лучший
город мира, а Франция — это
и есть Париж.