Неточные совпадения
— Томилина я скоро начну ненавидеть, мне уже теперь, иной раз, хочется ударить его по уху. Мне нужно знать, а он учит не верить, убеждает, что алгебра — произвольна, и черт его не поймет, чего ему надо! Долбит, что
человек должен разорвать паутину понятий, сотканных
разумом, выскочить куда-то, в беспредельность свободы. Выходит как-то так: гуляй голым! Какой дьявол вертит ручку этой кофейной мельницы?
— Все равно — откуда. Но выходит так, что
человек не доступен своему же
разуму.
— Какая-то таинственная сила бросает
человека в этот мир беззащитным, без
разума и речи, затем, в юности, оторвав душу его от плоти, делает ее бессильной зрительницей мучительных страстей тела.
За чаем Клим говорил о Метерлинке сдержанно, как
человек, который имеет свое мнение, но не хочет навязывать его собеседнику. Но он все-таки сказал, что аллегория «Слепых» слишком прозрачна, а отношение Метерлинка к
разуму сближает его со Львом Толстым. Ему было приятно, что Нехаева согласилась с ним.
— Молчун схватил. Павла, — помнишь? — горничная, которая обокрала нас и бесследно исчезла? Она рассказывала мне, что есть такое существо — Молчун. Я понимаю — я почти вижу его — облаком, туманом. Он обнимет, проникнет в
человека и опустошит его. Это — холодок такой. В нем исчезает все, все мысли, слова, память,
разум — все! Остается в
человеке только одно — страх перед собою. Ты понимаешь?
— У нас удивительно много
людей, которые, приняв чужую мысль, не могут, даже как будто боятся проверить ее, внести поправки от себя, а, наоборот, стремятся только выпрямить ее, заострить и вынести за пределы логики, за границы возможного. Вообще мне кажется, что мышление для русского
человека — нечто непривычное и даже пугающее, хотя соблазнительное. Это неумение владеть
разумом у одних вызывает страх пред ним, вражду к нему, у других — рабское подчинение его игре, — игре, весьма часто развращающей
людей.
По Козлову, да и по внушению
разума, следовало бы думать об этих
людях благожелательно, но Самгин невольно думал...
Он считал Кумова
человеком по природе недалеким и забитым обилием впечатлений, непосильных его
разуму.
А вижу, что
людей, лишенных
разума вследствие уныния, — все больше.
—
Человек живет не
разумом, а воображением…
Он видел, что в этой комнате, скудно освещенной опаловым шаром, пародией на луну, есть
люди, чей
разум противоречит чувству, но эти
люди все же расколоты не так, как он,
человек, чувство и
разум которого мучает какая-то непонятная третья сила, заставляя его жить не так, как он хочет.
— Лозунг командующих классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду. Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это вопль испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие идеи и страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к черту, все равно — куда, только бы дальше от
разума истории, потому что он становится все более враждебен
людям, эксплуатирующим чужой труд.
Наблюдая за
человеком в соседней комнате, Самгин понимал, что
человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас, в минуту слабости, подойти к
человеку, может быть, он обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от
разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным в нее.
— Был марксистом. Да, так вот он пишет: революционер —
человек, способный ненавидеть, а я, по натуре своей, не способен на это. Мне кажется, что многие из общих наших знакомых ненавидят действительность тоже от
разума, теоретически.
«Очень путает
разум это смешение хорошего и дурного в одном
человеке…»
«Это и есть — моя функция? — спросил он себя. — По Ламарку — функция создает орган. Органом какой функции является
человек, если от него отнять инстинкт пола? Толстой прав, ненавидя
разум».
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического
разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот
разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме
человек обретет действительную ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
Он стоял среди комнаты, глядя, как из самовара вырывается пар, окутывая чайник на конфорке, на неподвижный огонь лампы, на одинокий стакан и две тарелки, покрытые салфеткой, — стоял, пропуская мимо себя события и
людей этого дня и ожидая от
разума какого-нибудь решения, объяснения.
— Прелестный
человек был Глеб Иванович! Я его видела, когда он уже совсем духовно истлевал, а супруг мой близко знал его, выпивали вместе, он ему рассказы свои присылал, потом они разошлись в
разуме.
— Печально, когда
человек сосредоточивается на плотском своем существе и на
разуме, отметая или угнетая дух свой, начало вселенское. Аристотель в «Политике» сказал, что
человек вне общества — или бог или зверь. Богоподобных
людей — не встречала, а зверье среди них — мелкие грызуны или же барсуки, которые защищают вонью жизнь свою и нору.
— Мы — бога во Христе отрицаемся,
человека же — признаем! И был он, Христос, духовен
человек, однако — соблазнил его Сатана, и нарек он себя сыном бога и царем правды. А для нас — несть бога, кроме духа! Мы — не мудрые, мы — простые. Мы так думаем, что истинно мудр тот, кого
люди безумным признают, кто отметает все веры, кроме веры в духа. Только дух — сам от себя, а все иные боги — от
разума, от ухищрений его, и под именем Христа
разум же скрыт, —
разум церкви и власти.
Ужинали миролюбиво, восхищаясь вкусом сига и огромной индейки, сравнивали гастрономические богатства Милютиных лавок с богатствами Охотного ряда, и все, кроме Ореховой, согласились, что в Москве едят лучше, разнообразней. Краснов, сидя против Ногайцева, начал было говорить о том, что непрерывный рост
разума людей расширяет их вкус к земным благам и тем самым увеличивает количество страданий, отнюдь не способствуя углублению смысла бытия.
Он издавна привык думать, что идея — это форма организации фактов, результат механической деятельности
разума, и уверен был, что основное человеческое коренится в таинственном качестве, которое создает исключительно одаренных
людей, каноника Джонатана Свифта, лорда Байрона, князя Кропоткина и других этого рода.
Она тоже является как будто результатом поверхностной, механической деятельности
разума и даже не способна к работе организации фактов в стройную систему фраз — фокусу, который легко доступен даже бездарным
людям.
— Но бывает, что
человек обманывается, ошибочно считая себя лучше, ценнее других, — продолжал Самгин, уверенный, что этим
людям не много надобно для того, чтоб они приняли истину, доступную их
разуму. — Немцы, к несчастию, принадлежат к
людям, которые убеждены, что именно они лучшие
люди мира, а мы, славяне, народ ничтожный и должны подчиняться им. Этот самообман сорок лет воспитывали в немцах их писатели, их царь, газеты…