Неточные совпадения
Клим ощущал, что
мысли эти даже пугают его своей грубой обнаженностью, которую можно было
понять как бесстрашие и как бесстыдство.
Она не поддавалась его стремлению
понять смысл игры ее чувств и
мыслей.
— Молчун схватил. Павла, — помнишь? — горничная, которая обокрала нас и бесследно исчезла? Она рассказывала мне, что есть такое существо — Молчун. Я
понимаю — я почти вижу его — облаком, туманом. Он обнимет, проникнет в человека и опустошит его. Это — холодок такой. В нем исчезает все, все
мысли, слова, память, разум — все! Остается в человеке только одно — страх перед собою. Ты
понимаешь?
Это не было похоже на тоску, недавно пережитую им, это было сновидное, тревожное ощущение падения в некую бездонность и мимо своих обычных
мыслей, навстречу какой-то новой, враждебной им. Свои
мысли были где-то в нем, но тоже бессловесные и бессильные, как тени. Клим Самгин смутно чувствовал, что он должен в чем-то сознаться пред собою, но не мог и боялся
понять: в чем именно?
— Не
понимаю, что связывает тебя с этим пьяницей. Это пустой человек, в котором скользят противоречивые, чужие слова и
мысли. Он такой же выродок, как Туробоев.
Клим согласно кивнул головой. Когда он не мог сразу составить себе мнения о человеке, он чувствовал этого человека опасным для себя. Таких, опасных, людей становилось все больше, и среди них Лидия стояла ближе всех к нему. Эту близость он сейчас ощутил особенно ясно, и вдруг ему захотелось сказать ей о себе все, не утаив ни одной
мысли, сказать еще раз, что он ее любит, но не
понимает и чего-то боится в ней. Встревоженный этим желанием, он встал и простился с нею.
Самгин
понял, что он лишний, простился и ушел. В комнате своей, свалившись на постель, закинув руки под голову, он плотно закрыл глаза, чтоб лучше видеть путаницу разногласно кричащих
мыслей. Шумел в голове баритон Кутузова, а Спивак уверенно утешает: «Это скоро пройдет».
Слушая все более оживленную и уже горячую речь Прейса, Клим не возражал ему,
понимая, что его, Самгина, органическое сопротивление идеям социализма требует каких-то очень сильных и веских
мыслей, а он все еще не находил их в себе, он только чувствовал, что жить ему было бы значительно легче, удобнее, если б социалисты и противники их не существовали.
Мысли его растекались по двум линиям: думая о женщине, он в то же время пытался дать себе отчет в своем отношении к Степану Кутузову. Третья встреча с этим человеком заставила Клима
понять, что Кутузов возбуждает в нем чувствования слишком противоречивые. «Кутузовщина», грубоватые шуточки, уверенность в неоспоримости исповедуемой истины и еще многое — антипатично, но прямодушие Кутузова, его сознание своей свободы приятно в нем и даже возбуждает зависть к нему, притом не злую зависть.
«Ты был зеркалом, в котором я видела мои слова и
мысли. Тем, что ты иногда не мешал мне спрашивать, ты очень помог мне
понять, что спрашивать бесполезно».
— Совершенно правильно, — отвечал он и, желая смутить, запугать ее, говорил тоном философа, привыкшего
мыслить безжалостно. — Гуманизм и борьба — понятия взаимно исключающие друг друга. Вполне правильное представление о классовой борьбе имели только Разин и Пугачев, творцы «безжалостного и беспощадного русского бунта». Из наших интеллигентов только один Нечаев
понимал, чего требует революция от человека.
— Ничего подобного я не предлагал! — обиженно воскликнул офицер. — Я
понимаю, с кем говорю. Что за
мысль! Что такое шпион? При каждом посольстве есть военный агент, вы его назовете шпионом? Поэму Мицкевича «Конрад Валленрод» — читали? — торопливо говорил он. — Я вам не предлагаю платной службы; я говорю о вашем сотрудничестве добровольном, идейном.
А еще через некоторое время он,
поняв, что ему выгоднее относиться к ней более серьезно, сделал ее зеркалом своим, приемником своих
мыслей.
И снова
понял, что это — недоверие механическое, по привычке, а настоящие его
мысли этой ночи — хорошие, радостные.
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом
мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять жизнью, никому не жаль и все
понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
Самгин
понимал, что говорит излишне много и что этого не следует делать пред человеком, который, глядя на него искоса, прислушивается как бы не к словам, а к
мыслям.
Мысли у Самгина были обиженные, суетливы и бессвязны, ненадежные
мысли. Но слов он не мог остановить, точно в нем, против его воли, говорил другой человек. И возникало опасение, что этот другой может рассказать правду о записке, о Митрофанове.
— Нет, — сказал Самгин,
понимая, что говорит неправду, —
мысли у него были обиженные и бежали прочь от ее слов, но он чувствовал, что раздражение против нее исчезает и возражать против ее слов — не хочется, вероятно, потому, что слушать ее — интересней, чем спорить с нею. Он вспомнил, что Варвара, а за нею Макаров говорили нечто сродное с
мыслями Зотовой о «временно обязанных революционерах». Вот это было неприятно, это как бы понижало значение речей Марины.
Ему казалось, что в нем зарождается некое новое настроение, но он не мог
понять — что именно ново?
Мысли самосильно принимали точные словесные формы, являясь давно знакомыми, он часто встречал их в книгах. Он дремал, но заснуть не удавалось, будили толчки непонятной тревоги.
Самгину хотелось пить, хотелось неподвижности и тишины, чтобы в тишине внимательно взвесить, обдумать бойкие, пестрые
мысли Бердникова,
понять его, поговорить о Марине.
У Елены он отдыхал от впечатлений, которые угнетали его в квартире Дронова, куда, точно мутные ручьи дождя в яму, стекались слухи,
мысли, факты, столь же неприятно разнообразные, как люди, которые приносили их. Количество людей непрерывно увеличивалось, они суетились, точно на вокзале, и очень трудно было
понять — куда и зачем они едут?
Клим Иванович был мастер мелких
мыслей, но все же он умел думать и
понимал, что против этой «системы фраз» можно было поставить только одно свое...
У него вот имеется
мысль построить баржу для мелкой воды, такую, чтоб она скользила по воде, не оседая в нее, —
понимаете?
Каким-то куском мозга Клим Иванович
понимал комическую парадоксальность таких
мыслей, но не мешал им, и они тлели в нем, как тлеет трут или сухие гнилушки, вызывая в памяти картины ограбления хлебного магазина, подъем колокола и множество подобных, вплоть до бородатых, зубастых на станции Новгород, вплоть до этой вот возни сотен солдат среди древесных, наскоро срубленных пней и затоптанного валежника.