Неточные совпадения
Левин пристально смотрел на нее, удивляясь тому, как она
поняла его
мысли.
— У меня нет никакого горя, — говорила она успокоившись, — но ты можешь ли
понять, что мне всё стало гадко, противно, грубо, и прежде всего я сама. Ты не можешь себе представить, какие у меня гадкие
мысли обо всем.
Когда Вронский смотрел на часы на балконе Карениных, он был так растревожен и занят своими
мыслями, что видел стрелки на циферблате, но не мог
понять, который час.
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его
понять. Но он не стал углубляться в эти
мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно другом, личном своем деле.
— Дарья Александровна, — сказал он сухо, — я ценю вашу доверенность ко мне; я думаю, что вы ошибаетесь. Но прав я или неправ, эта гордость, которую вы так презираете, делает то, что для меня всякая
мысль о Катерине Александровне невозможна, — вы
понимаете, совершенно невозможна.
Агафья Михайловна знала все подробности хозяйственных планов Левина. Левин часто со всеми тонкостями излагал ей свои
мысли и нередко спорил с нею и не соглашался с ее объяснениями. Но теперь она совсем иначе
поняла то, что он сказал ей.
Вместо гостя веселого, здорового, чужого, который, он надеялся, развлечет его в его душевной неясности, он должен был видеться с братом, который
понимает его насквозь, который вызовет в нем все самые задушевные
мысли, заставит его высказаться вполне.
— Старо, но знаешь, когда это
поймешь ясно, то как-то всё делается ничтожно. Когда
поймешь, что нынче-завтра умрешь, и ничего не останется, то так всё ничтожно! И я считаю очень важной свою
мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, — чтобы только не думать о смерти.
Он сделал усилие
мысли и
понял, что он на полу, и, увидав кровь на тигровой шкуре и у себя на руке,
понял, что он стрелялся.
Во время службы он то слушал молитвы, стараясь приписывать им значение такое, которое бы не расходилось с его взглядами, то, чувствуя, что он не может
понимать и должен осуждать их, старался не слушать их, а занимался своими
мыслями, наблюдениями и воспоминаниями, которые с чрезвычайною живостью во время этого праздного стояния в церкви бродили в его голове.
«Что как она не любит меня? Что как она выходит за меня только для того, чтобы выйти замуж? Что если она сама не знает того, что делает? — спрашивал он себя. — Она может опомниться и, только выйдя замуж,
поймет, что не любит и не могла любить меня». И странные, самые дурные
мысли о ней стали приходить ему. Он ревновал ее к Вронскому, как год тому назад, как будто этот вечер, когда он видел ее с Вронским, был вчера. Он подозревал, что она не всё сказала ему.
Левин чувствовал всё более и более, что все его
мысли о женитьбе, его мечты о том, как он устроит свою жизнь, что всё это было ребячество и что это что-то такое, чего он не
понимал до сих пор и теперь еще менее
понимает, хотя это и совершается над ним; в груди его всё выше и выше поднимались содрогания, и непокорные слезы выступали ему на глаза.
— Вот, ты всегда приписываешь мне дурные, подлые
мысли, — заговорила она со слезами оскорбления и гнева. — Я ничего, ни слабости, ничего… Я чувствую, что мой долг быть с мужем, когда он в горе, но ты хочешь нарочно сделать мне больно, нарочно хочешь не
понимать…
Никто не расслышал того, что он сказал, одна Кити
поняла. Она
понимала, потому что не переставая следила
мыслью за тем, что ему нужно было.
Он чувствовал, что, несмотря на всё напряжение
мысли, он не мог
понять то, что было так.
И эта
мысль так пугала Сережу, что он уже ничего не
понимал.
Кроме того, в девочке всё было еще ожидания, а Сережа был уже почти человек, и любимый человек; в нем уже боролись
мысли, чувства; он
понимал, он любил, он судил ее, думала она, вспоминая его слова и взгляды.
Левин уже привык теперь смело говорить свою
мысль, не давая себе труда облекать ее в точные слова; он знал, что жена в такие любовные минуты, как теперь,
поймет, что он хочет сказать, с намека, и она
поняла его.
Дарья Александровна заметила, что в этом месте своего объяснения он путал, и не
понимала хорошенько этого отступления, но чувствовала, что, раз начав говорить о своих задушевных отношениях, о которых он не мог говорить с Анной, он теперь высказывал всё и что вопрос о его деятельности в деревне находился в том же отделе задушевных
мыслей, как и вопрос о его отношениях к Анне.
— Для тебя, для других, — говорила Анна, как будто угадывая ее
мысли, — еще может быть сомнение; но для меня… Ты
пойми, я не жена; он любит меня до тех пор, пока любит. И что ж, чем же я поддержу его любовь? Вот этим?
Это были те самые доводы, которые Дарья Александровна приводила самой себе; но теперь она слушала и не
понимала их. «Как быть виноватою пред существами не существующими?» думала она. И вдруг ей пришла
мысль: могло ли быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если б он никогда не существовал? И это ей показалось так дико, так странно, что она помотала головой, чтобы рассеять эту путаницу кружащихся сумасшедших
мыслей.
И, прежде так строго осуждавший ее, он теперь, по какому-то странному ходу
мыслей, оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне
понимает ее.
С той минуты как он проснулся и
понял, в чем дело, Левин приготовился на то, чтобы, не размышляя, не предусматривая ничего, заперев все
мысли и чувства, твердо, не расстраивая жену, а, напротив, успокаивая и поддерживая ее храбрость, перенести то, что предстоит ему.
Прежде, если бы Левину сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия
мысли, чтобы
понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть сын его.
Он никак не мог
понять, не мог привыкнуть к этой
мысли.
— Очень жалею, что ты не хочешь
понять, — перебил он ее, с упорством желая высказать свою
мысль, — неопределенность состоит в том, что тебе кажется, что я свободен.
«Избавиться от того, что беспокоит», повторяла Анна. И, взглянув на краснощекого мужа и худую жену, она
поняла, что болезненная жена считает себя непонятою женщиной, и муж обманывает ее и поддерживает в ней это мнение о себе. Анна как будто видела их историю и все закоулки их души, перенеся свет на них. Но интересного тут ничего не было, и она продолжала свою
мысль.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои
мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не
понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»