Но все
окружающие говорят, что Андрей Титыч — умный, и он даже сам так разумно рассуждает о своем брате: «Не пускают, — говорит, — меня в театр; ту причину пригоняют, что у нас один брат помешанный от театру; а он совсем не от театру, — так, с малолетства заколотили очень»…
Неточные совпадения
Все прочее вылетело опять из головы: бабушкины гости, Марк, Леонтий,
окружающая идиллия — пропали из глаз. Одна Вера стояла на пьедестале, освещаемая блеском солнца и сияющая в мраморном равнодушии, повелительным жестом запрещающая ему приближаться, и он закрывал глаза перед ней, клонил голову и мысленно
говорил:
Глядя на него, слушая его, видя его деятельность, распоряжения по хозяйству, отношения к
окружающим его людям, к приказчикам, крестьянам — ко всем, кто около него был, с кем он соприкасался, с кем работал или просто
говорил, жил вместе, Райский удивлялся до наивности каким-то наружно будто противоположностям, гармонически уживавшимся в нем: мягкости речи, обращения — с твердостью, почти методическою, намерений и поступков, ненарушимой правильности взгляда, строгой справедливости — с добротой, тонкой, природной, а не выработанной гуманностью, снисхождением, — далее, смеси какого-то трогательного недоверия к своим личным качествам, робких и стыдливых сомнений в себе — с смелостью и настойчивостью в распоряжениях, работах, поступках, делах.
Тоска сжимает сердце, когда проезжаешь эти немые пустыни. Спросил бы стоящие по сторонам горы, когда они и все
окружающее их увидело свет; спросил бы что-нибудь, кого-нибудь,
поговорил хоть бы с нашим проводником, якутом; сделаешь заученный по-якутски вопрос: «Кась бироста ям?» («Сколько верст до станции?»). Он и скажет, да не поймешь, или «гра-гра» ответит («далеко»), или «чугес» («скоро, тотчас»), и опять едешь целые часы молча.
Он вспомнил, как он когда-то гордился своей прямотой, как ставил себе когда-то правилом всегда
говорить правду и действительно был правдив, и как он теперь был весь во лжи — в самой страшной лжи, во лжи, признаваемой всеми людьми,
окружающими его, правдой.
Так, когда Нехлюдов думал, читал,
говорил о Боге, о правде, о богатстве, о бедности, — все
окружающие его считали это неуместным и отчасти смешным, и мать и тетка его с добродушной иронией называли его notre cher philosophe; [наш дорогой философ;] когда же он читал романы, рассказывал скабрезные анекдоты, ездил во французский театр на смешные водевили и весело пересказывал их, — все хвалили и поощряли его.