Неточные совпадения
Когда приехали на каникулы Борис Варавка
и Туробоев, Клим
прежде всех заметил, что Борис, должно быть, сделал что-то очень дурное
и боится,
как бы об этом не узнали.
В темно-синем пиджаке, в черных брюках
и тупоносых ботинках фигура Дронова приобрела комическую солидность. Но лицо его осунулось, глаза стали неподвижней, зрачки помутнели, а в белках явились красненькие жилки, точно у человека, который страдает бессонницей. Спрашивал он не так жадно
и много,
как прежде, говорил меньше, слушал рассеянно
и, прижав локти к бокам, сцепив пальцы, крутил большие,
как старик. Смотрел на все как-то сбоку, часто
и устало отдувался,
и казалось, что говорит он не о том, что думает.
Она ушла,
прежде чем он успел ответить ей. Конечно, она шутила, это Клим видел по лицу ее. Но
и в форме шутки ее слова взволновали его. Откуда, из
каких наблюдений могла родиться у нее такая оскорбительная мысль? Клим долго, напряженно искал в себе: являлось ли у него сожаление, о котором догадывается Лидия? Не нашел
и решил объясниться с нею. Но в течение двух дней он не выбрал времени для объяснения, а на третий пошел к Макарову, отягченный намерением, не совсем ясным ему.
У стола в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно брала в руки вещи, книги
и обтирала их тряпкой.
Прежде чем взять вещь, она вежливо кивала головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или книга были живые
и хрупкие,
как цыплята. Когда Клим вошел в комнату, она зашипела на него...
«Но я же ни в чем не виноват пред нею», — возмутился он, изорвал письмо
и тотчас решил, что уедет в Нижний Новгород, на Всероссийскую выставку. Неожиданно уедет,
как это делает Лидия,
и уедет
прежде, чем она соберется за границу. Это заставит ее понять, что он не огорчен разрывом. А может быть, она поймет, что ему тяжело, изменит свое решение
и поедет с ним?
— А — кровью пахнет? — шевеля ноздрями, сказала Анфимьевна,
и прежде, чем он успел остановить ее, мягко,
как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она вышла оттуда тотчас же
и так же бесшумно, до локтей ее руки были прижаты к бокам, а от локтей подняты,
как на иконе Знамения Абалацкой богоматери, короткие, железные пальцы шевелились, губы ее дрожали,
и она шипела...
Варвара утомленно закрыла глаза, а когда она закрывала их, ее бескровное лицо становилось жутким. Самгин тихонько дотронулся до руки Татьяны
и, мигнув ей на дверь, встал. В столовой девушка начала расспрашивать,
как это
и откуда упала Варвара, был ли доктор
и что сказал. Вопросы ее следовали один за другим,
и прежде, чем Самгин мог ответить, Варвара окрикнула его. Он вошел, затворив за собою дверь, тогда она, взяв руку его, улыбаясь обескровленными губами, спросила тихонько...
Эта встреча обрадовала Клима,
как встреча с приятным человеком после долгого
и грустного одиночества; он протянул ему руку
и заметил, что постоялец,
прежде чем пожать ее, беспокойно оглянулся.
Самгин отвечал междометиями, улыбками, пожиманием плеч, — трудно было найти удобные слова. Мать говорила не своим голосом, более густо, тише
и не так самоуверенно,
как прежде. Ее лицо сильно напудрено, однако сквозь пудру все-таки просвечивает какая-то фиолетовая кожа. Он не мог рассмотреть выражения ее подкрашенных глаз, прикрытых искусно удлиненными ресницами. Из ярких губ торопливо сыпались мелкие, ненужные слова.
Вспомнились свои, домашние старики
и прежде всех — историк Козлов, с его старомодной фразой: «
Как истый любитель чая
и пьющий его безо всяких добавлений…» Тот же Козлов во главе монархической манифестации, с открытой, ревущей, маленькой пастью, с палкой в руке.
Прошло еще минут пять,
прежде чем явились санитары с носилками, вынесли ее, она уже молчала,
и на потемневшем лице ее тускло светились неприятно зеленые,
как бы злые глаза.
Он очень торопился, Дронов,
и был мало похож на того человека,
каким знал его Самгин. Он, видимо, что-то утратил, что-то приобрел, а в общем — выиграл. Более сытым
и спокойнее стало его плоское, широконосое лицо, не так заметно выдавались скулы, не так раздерганно бегали рыжие глаза, только золотые зубы блестели еще более ярко. Он сбрил усы. Говорил он более торопливо, чем раньше, но не так нагло.
Как прежде, он отказался от кофе
и попросил белого вина.
— Черт его знает, — задумчиво ответил Дронов
и снова вспыхнул, заговорил торопливо: — Со всячинкой. Служит в министерстве внутренних дел, может быть в департаменте полиции, но — меньше всего похож на шпиона. Умный.
Прежде всего — умен. Тоскует.
Как безнадежно влюбленный, а — неизвестно — о чем? Ухаживает за Тоськой, но — надо видеть —
как! Говорит ей дерзости. Она его терпеть не может. Вообще — человек, напечатанный курсивом. Я люблю таких… несовершенных. Когда — совершенный, так уж ему
и черт не брат.
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит,
как лиса виноград? «Она не ценит,
прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы
и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению миром
и очеловечению человека, к обогащению своей жизни ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «
и морали». — Ну, конечно,
и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Самгин помнил его лицо круглым, освещенным здоровым румянцем, теперь оно вытянулось, нижняя челюсть
как будто стала тяжелей, нос — больше, кожа обветрела, побурела, а глаза,
прежде спокойно внимательные, теперь освещались усталой, небрежной
и иронической улыбкой.
— Мы, интеллигенты, аристократы духа, аристократия демоса, должны бы стоять впереди, у руля, единодушно, не разбиваясь на партии, а
как единая культурно-политическая сила
и,
прежде всего,
как сила культурная. Мы — не собственники, не корыстны, не гонимся за наживой…
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг,
и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки,
и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом
и сапом —
как старинные часы, которые
прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую
и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет
прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения —
и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые,
и больные не походили бы на кузнецов,
как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Всех
прежде зайка серенький // Из кустика соседнего // Вдруг выскочил,
как встрепанный, //
И наутек пошел!
И, сказав это, вывел Домашку к толпе. Увидели глуповцы разбитную стрельчиху
и животами охнули. Стояла она перед ними, та же немытая, нечесаная,
как прежде была; стояла,
и хмельная улыбка бродила по лицу ее.
И стала им эта Домашка так люба, так люба, что
и сказать невозможно.
Произошло объяснение; откупщик доказывал, что он
и прежде был готов по мере возможности; Беневоленский же возражал, что он в прежнем неопределенном положении оставаться не может; что такое выражение,
как"мера возможности", ничего не говорит ни уму, ни сердцу
и что ясен только закон.