Неточные совпадения
— Я — не старуха, и Павля — тоже молодая еще, — спокойно возразила Лида. — Мы
с Павлей очень любим его, а мама сердится, потому что он несправедливо наказал ее, и она говорит, что бог
играет в
люди, как Борис в свои солдатики.
Подозрительно было искусно сделанное матерью оживление,
с которым она приняла Макарова; так она встречала только
людей неприятных, но почему-либо нужных ей. Когда Варавка увел Лютова в кабинет к себе, Клим стал наблюдать за нею.
Играя лорнетом, мило улыбаясь, она сидела на кушетке, Макаров на мягком пуфе против нее.
— О, боже мой, можешь представить: Марья Романовна, — ты ее помнишь? — тоже была арестована, долго сидела и теперь выслана куда-то под гласный надзор полиции! Ты — подумай: ведь она старше меня на шесть лет и все еще… Право же, мне кажется, что в этой борьбе
с правительством у таких
людей, как Мария, главную роль
играет их желание отомстить за испорченную жизнь…
Говоря, Томилин делал широкие, расталкивающие жесты, голос его звучал властно, глаза сверкали строго. Клим наблюдал его
с удивлением и завистью. Как быстро и резко изменяются
люди! А он все еще
играет унизительную роль
человека, на которого все смотрят, как на ящик для мусора своих мнений. Когда он уходил, Томилин настойчиво сказал ему...
— Что тут нормально? Что вот
люди давят друг друга, а потом
играют на гармонике? Рядом
с нами до утра
играли на гармонике.
Владимирские пастухи-рожечники,
с аскетическими лицами святых и глазами хищных птиц, превосходно
играли на рожках русские песни, а на другой эстраде, против военно-морского павильона, чернобородый красавец Главач дирижировал струнным инструментам своего оркестра странную пьесу, которая называлась в программе «Музыкой небесных сфер». Эту пьесу Главач
играл раза по три в день, публика очень любила ее, а
люди пытливого ума бегали в павильон слушать, как тихая музыка звучит в стальном жерле длинной пушки.
Все замолчали, подтянулись, прислушиваясь, глядя на Оку, на темную полосу моста, где две линии игрушечно маленьких
людей размахивали тонкими руками и, срывая головы
с своих плеч,
играли ими, подкидывая вверх.
Самгину было трудно
с ним, но он хотел смягчить отношение матери к себе и думал, что достигнет этого,
играя с сыном, а мальчик видел в нем
человека, которому нужно рассказать обо всем, что есть на свете.
Вечером собралось
человек двадцать; пришел большой, толстый поэт, автор стихов об Иуде и о том, как сатана
играл в карты
с богом; пришел учитель словесности и тоже поэт — Эвзонов, маленький, чернозубый
человек,
с презрительной усмешкой на желтом лице; явился Брагин, тоже маленький, сухой, причесанный под Гоголя, многоречивый и особенно неприятный тем, что всесторонней осведомленностью своей о делах человеческих он заставлял Самгина вспоминать себя самого, каким Самгин хотел быть и был лет пять тому назад.
Самгин молчал. Да, политического руководства не было, вождей — нет. Теперь, после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет, партии социалистов никакой роли не
играют в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные
люди, которым литература привила
с детства «любовь к народу». Вот кто они, не больше.
Турчанинов вздрагивал, морщился и торопливо пил горячий чай, подливая в стакан вино. Самгин, хозяйничая за столом, чувствовал себя невидимым среди этих
людей. Он видел пред собою только Марину; она
играла чайной ложкой, взвешивая ее на ладонях, перекладывая
с одной на другую, — глаза ее были задумчиво прищурены.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены развода, у него — роман
с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна
с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был такой шумный
человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством. Остались две дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для радостей», — поют,
играют, ну и все прочее.
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны двери — столики, за одним
играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый
человек с носом хищной птицы, на третьем стуле сидела толстая женщина, сверкали очки на ее широком лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы на голове.
Самгина ошеломил этот неожиданный и разноголосый, но единодушный взрыв злости, и, кроме того, ‹он› понимал, что, не успев начать сражения, он уже проиграл его. Он стоял, глядя, как
люди все более возбуждают друг друга, пальцы его
играли карандашом, скрывая дрожь. Уже начинали кричать друг на друга, а курносый
человек с глазами хорька так оглушительно шлепнул ладонью по столу, что в буфете зазвенело стекло бокалов.
Он очень долго рассказывал о командире, о его жене, полковом адъютанте; приближался вечер, в открытое окно влетали, вместе
с мухами, какие-то неопределенные звуки, где-то далеко оркестр
играл «Кармен», а за грудой бочек на соседнем дворе сердитый
человек учил солдат петь и яростно кричал...
В длинном этом сарае их было
человек десять, двое сосредоточенно
играли в шахматы у окна, один писал письмо и, улыбаясь, поглядывал в потолок, еще двое в углу просматривали иллюстрированные журналы и газеты, за столом пил кофе толстый старик
с орденами на шее и на груди, около него сидели остальные, и один из них, черноусенький,
с кошечьим лицом, что-то вполголоса рассказывал, заставляя старика усмехаться.
— Что? Не раздражать? Вот как? — закричал Алябьев, осматривая
людей и как бы заранее определяя, кто решится возразить ему. — Их надо посылать на фронт, в передовые линии, — вот что надо. Под пули надо! Вот что-с! Довольно миндальничать, либеральничать и вообще
играть словами. Слова строптивых не укрощают…
Хотяинцев
играл роль чудака, которому нравится, не щадя себя, увеселять
людей нелепостями, но
с некоторого времени он все более настойчиво облекает в нелепейшие словесные формы очень серьезные мысли.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
С министрами
играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Такие есть любители — // Как кончится комедия, // За ширмочки пойдут, // Целуются, братаются, // Гуторят
с музыкантами: // «Откуда, молодцы?» // — А были мы господские, //
Играли на помещика. // Теперь мы
люди вольные, // Кто поднесет-попотчует, // Тот нам и господин!
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал
с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно было дать понять простому мужику, что есть высшие побуждения, которые доставляют
человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно было бороться
с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее достоинство
человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял
с полком в 14-м году, дочь мельника умела
играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом
человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался,
играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников
с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята
с каким-то вопросительным выражением.
— Да не позабудьте, Иван Григорьевич, — подхватил Собакевич, — нужно будет свидетелей, хотя по два
с каждой стороны. Пошлите теперь же к прокурору, он
человек праздный и, верно, сидит дома, за него все делает стряпчий Золотуха, первейший хапуга в мире. Инспектор врачебной управы, он также
человек праздный и, верно, дома, если не поехал куда-нибудь
играть в карты, да еще тут много есть, кто поближе, — Трухачевский, Бегушкин, они все даром бременят землю!