Неточные совпадения
Лидия тоже улыбнулась, а Клим быстро представил себе ее будущее: вот она замужем за учителем гимназии Макаровым, он — пьяница, конечно; она, беременная уже третьим ребенком, ходит
в ночных туфлях, рукава
кофты засучены до локтей,
в руках грязная тряпка, которой Лидия стирает пыль, как горничная, по полу ползают краснозадые младенцы и пищат.
Вдруг на опушке леса из-за небольшого бугра показался огромным мухомором красный зонтик, какого не было у Лидии и Алины, затем под зонтиком Клим увидел узкую спину женщины
в желтой
кофте и обнаженную, с растрепанными волосами, острую голову Лютова.
Потом он так же поклонился народу на все четыре стороны, снял передник, тщательно сложил его и сунул
в руки большой бабе
в красной
кофте.
Через минуту оттуда важно выступил небольшой человечек с растрепанной бородкой и серым, незначительным лицом. Он был одет
в женскую ватную
кофту, на ногах, по колено, валяные сапоги, серые волосы на его голове были смазаны маслом и лежали гладко.
В одной руке он держал узенькую и длинную книгу из тех, которыми пользуются лавочники для записи долгов. Подойдя к столу, он сказал дьякону...
Она казалась похорошевшей, а пышный воротник
кофты сделал шею ее короче. Было странно видеть
в движениях рук ее что-то неловкое, как будто руки мешали ей, делая не то, чего она хочет.
Ее удивительно легко кружил китаец,
в синей
кофте, толстенький, круглоголовый, с лицом кота; длинная коса его била Варвару по голой спине, по плечам, она смеялась.
На берегу, около обломков лодки, сидел человек
в фуражке с выцветшим околышем,
в странной одежде, похожей на женскую
кофту,
в штанах с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко груди каравай хлеба, он резал его ножом, а рядом с ним, на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
На станции ее знали, дородная баба, называя ее по имени и отчеству, сочувственно охая, увела ее куда-то, и через десяток минут Никонова воротилась
в пестрой юбке,
в красной
кофте, одетой, должно быть, на голое тело; голова ее была повязана желтым платком с цветами.
Никонова, стоя
в двери, шепталась с полногрудой, красивой женщиной
в розовой
кофте.
У дома, где жил и умер Пушкин, стоял старик из «Сказки о рыбаке и рыбке», — сивобородый старик
в женской ватной
кофте, на голове у него трепаная шапка, он держал
в руке обломок кирпича.
Из-под левой руки его вынырнул тощий человечек
в женской ватной
кофте,
в опорках на босую ногу и, прискакивая, проорал хрипло...
Напротив — рыжеватый мужчина с растрепанной бородкой на лице, изъеденном оспой, с веселым взглядом темных глаз, — глаза как будто чужие на его сухом и грязноватом лице; рядом с ним, очевидно, жена его, большая, беременная,
в бархатной черной
кофте, с длинной золотой цепочкой на шее и на груди; лицо у нее широкое, доброе, глаза серые, ласковые.
Из сумрака выскочил, побежал к столу лысый человечек, с рыжеватой реденькой бородкой, — он тащил за руку женщину
в клетчатой юбке, красной
кофте,
в пестром платке на плечах.
Алина
в расстегнутой
кофте, глубоко обнажив шею и плечо, сидела
в кресле, прикрыв рот платком, кадык ее судорожно шевелился.
Провожали Юрина восемь человек — пятеро мужчин и три женщины: Таисья, Грейман и коротконогая старуха
в толстой ватной
кофте, окутанная шалью.
Неточные совпадения
А
в маленькой задней комнатке, на большом сундуке, сидела,
в голубой душегрейке [Женская теплая
кофта, обычно без рукавов, со сборками по талии.] и с наброшенным белым платком на темных волосах, молодая женщина, Фенечка, и то прислушивалась, то дремала, то посматривала на растворенную дверь, из-за которой виднелась детская кроватка и слышалось ровное дыхание спящего ребенка.
Вера обеими руками вцепилась ей
в кофту и прижалась лицом к ее лицу.
— Что ты, Бог с тобой: я
в кофте! — с испугом отговаривалась Татьяна Марковна, прячась
в коридоре. — Бог с ним: пусть его спит! Да как он спит-то: свернулся, точно собачонка! — косясь на Марка, говорила она. — Стыд, Борис Павлович, стыд: разве перин нет
в доме? Ах ты, Боже мой! Да потуши ты этот проклятый огонь! Без пирожного!
— Сейчас девушка придет: будем
кофты кроить, — сказала она. — Тут на столе и по стульям разложим полотно и «унесемся» с ней
в расчеты аршин и вершков…
— Не знаю; впрочем — конечно нет. Она была
в своей распашной
кофте. Это было ровнешенько
в половине четвертого.