— Не убивайтесь, богоданная маменька, может, все дела помаленьку наладятся.
Господь терпел и нам наказал терпеть. Испытания господь посылает любя и любя наказует за нашу гордость. Кто погордится, а ему сейчас усмирение.
— Это все Митька, наш совестный судья, натворил: долез сначала до министров, тем нажаловался; потом этот молодой генерал, Абреев, что ли, к которому вы давали ему письмо, свез его к какой-то важной барыне на раут. «Вот, говорит, вы тому, другому, третьему расскажите о вашем деле…» Он всем и объяснил — и пошел трезвон по городу!.. Министр видит, что весь Петербург кричит, — нельзя ж подобного
господина терпеть на службе, — и сделал доклад, что по дошедшим неблагоприятным отзывам уволить его…
Но Бельтов, Бельтов — человек, вышедший в отставку, не дослуживши четырнадцати лет и шести месяцев до знака, как заметил помощник столоначальника, любивший все то, чего эти
господа терпеть не могут, читавший вредные книжонки все то время, когда они занимались полезными картами, скиталец по Европе, чужой дома, чужой и на чужбине, аристократический по изяществу манер и человек XIX века по убеждениям, — как его могло принять провинциальное общество!
— Нет, матушка, — отвечал обыкновенно дядя Аким глубоко огорченным тоном, —
господь терпит пока грехам — силы не отымает. Одним разве наказал меня, грешного…
Неточные совпадения
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху. Вы,
господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не
терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
— Народ у нас смиренный, он сам бунтовать не любит, — внушительно сказал Козлов. — Это разные
господа, вроде инородца Щапова или казачьего потомка Данилы Мордовцева, облыжно приписывают русскому мужику пристрастие к «политическим движениям» и враждебность к государыне Москве. Это — сущая неправда, — наш народ казаки вовлекали в бунты. Казак Москву не
терпит. Мазепа двадцать лет служил Петру Великому, а все-таки изменил.
— В деревне я чувствовала, что, хотя делаю работу объективно необходимую, но не нужную моему хозяину и он
терпит меня, только как ворону на огороде. Мой хозяин безграмотный, но по-своему умный мужик, очень хороший актер и человек, который чувствует себя первейшим, самым необходимым работником на земле. В то же время он догадывается, что поставлен в ложную, унизительную позицию слуги всех
господ. Науке, которую я вколачиваю в головы его детей, он не верит: он вообще неверующий…
Если страдание само по себе ценно, то бороться со страданием невозможно; тогда остается пассивно
терпеть все страдания жизни и благодарить за них
Господа.
В течение двадцати лет бедный немец пытал свое счастие: побывал у различных
господ, жил и в Москве, и в губернских городах,
терпел и сносил многое, узнал нищету, бился, как рыба об лед; но мысль о возвращении на родину не покидала его среди всех бедствий, которым он подвергался; она только одна его и поддерживала.