Иногда эти и подобные мысли сгущались темною тучей,
жить становилось душно и тяжко, а — как жить иначе, куда идти? Даже говорить не с кем, кроме Осипа. И я все чаще говорил с ним. Он выслушивал мою горячую болтовню с явным интересом, переспрашивал меня, чего-то добиваясь, и спокойно говорил...
Неточные совпадения
Он
стал рассказывать о покойниках, как они, выходя из могил, бродят до полуночи по городу, ищут, где
жили, где у них остались родные.
Приятно слышать последние вздохи жизни, но после каждого удара колокола
становится тише, тишина разливается, как река по лугам, все топит, скрывает. Душа плавает в бескрайней, бездонной пустоте и гаснет, подобно огню спички во тьме, растворяясь бесследно среди океана этой пустоты, где
живут, сверкая, только недосягаемые звезды, а все на земле исчезло, ненужно и мертво.
— Эх, Олеша, я все вижу, — отвечает она, глядя на меня с доброй усмешкой на чудесном лице, и мне
становится совестно: ну, разумеется, она все видит, все знает, знает и то, что
живет в моей душе этой минутою.
Ласково сиял весенний день, Волга разлилась широко, на земле было шумно, просторно, — а я
жил до этого дня, точно мышонок в погребе. И я решил, что не вернусь к хозяевам и не пойду к бабушке в Кунавино, — я не сдержал слова, было стыдно видеть ее, а дед
стал бы злорадствовать надо мной.
Мне казалось, что за лето я
прожил страшно много, постарел и поумнел, а у хозяев в это время скука
стала гуще. Все так же часто они хворают, расстраивая себе желудки обильной едой, так же подробно рассказывают друг другу о ходе болезней, старуха так же страшно и злобно молится богу. Молодая хозяйка после родов похудела, умалилась в пространстве, но двигается столь же важно и медленно, как беременная. Когда она шьет детям белье, то тихонько поет всегда одну песню...
Полковой поп, больной, жалкий, был ославлен как пьяница и развратник; офицеры и жены их
жили, по рассказам моих хозяев, в свальном грехе; мне
стали противны однообразные беседы солдат о женщинах, и больше всего опротивели мне мои хозяева — я очень хорошо знал истинную цену излюбленных ими, беспощадных суждений о людях.
— Не видать этого по историям-то по твоим, — справедливо заметил кочегар, и мне вдруг
стало ясно, что огромное большинство книг, прочитанных мною, почти совсем не говорит, как работают, каким трудом
живут благородные герои.
— Ты вот рассуждаешь, а рассуждать тебе — рано, в твои-то годы не умом
живут, а глазами!
Стало быть, гляди, помни да помалкивай. Разум — для дела, а для души — вера! Что книги читаешь — это хорошо, а во всем надо знать меру: некоторые зачитываются и до безумства и до безбожия…
Я поверил ему, и мне
стало жаль его, я знал, что он
живет впроголодь, с женщиной, которая колотит его. Но я все-таки спросил его...
— У всех людей, которые долго
живут в одном доме, лица
становятся одинаковыми, — сказал он однажды; я записал это в свою тетрадь.
С некоторого времени хозяин
стал тих, задумчив и все опасливо оглядывался, а звонки пугали его; иногда вдруг болезненно раздражался из-за пустяков, кричал на всех и убегал из дома, а поздней ночью возвращался пьяным… Чувствовалось, что в его жизни произошло что-то, никому кроме него неведомое, подорвало ему сердце, и теперь он
жил неуверенно, неохотно, а как-то так, по привычке.
Дерсу стал вспоминать дни своего детства, когда, кроме гольдов и удэге, других людей не было вовсе. Но вот появились китайцы, а за ними — русские.
Жить становилось с каждым годом все труднее и труднее. Потом пришли корейцы. Леса начали гореть; соболь отдалился, и всякого другого зверя стало меньше. А теперь на берегу моря появились еще и японцы. Как дальше жить?
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не
станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, //
Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Цыфиркин. А наш брат и век так
живет. Дела не делай, от дела не бегай. Вот беда нашему брату, как кормят плохо, как сегодни к здешнему обеду провианту не
стало…
Таким образом
прожили еще с неделю, но потом опять
стали помирать.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте
жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не
стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!