Неточные совпадения
Многие обрадовались бы видеть такой необыкновенный случай: праздничную сторону народа и столицы, но я ждал не того; я видел это у себя; мне улыбался завтрашний, будничный
день. Мне хотелось путешествовать не официально, не
приехать и «осматривать», а жить и смотреть
на все, не насилуя наблюдательности; не задавая себе утомительных уроков осматривать ежедневно, с гидом в руках, по стольку-то улиц, музеев, зданий, церквей. От такого путешествия остается в голове хаос улиц, памятников, да и то ненадолго.
Завтрак снова является
на столе, после завтрака кофе. Иван Петрович
приехал на три
дня с женой, с детьми, и с гувернером, и с гувернанткой, с нянькой, с двумя кучерами и с двумя лакеями. Их привезли восемь лошадей: все это поступило
на трехдневное содержание хозяина. Иван Петрович дальний родня ему по жене: не
приехать же ему за пятьдесят верст — только пообедать! После объятий начался подробный рассказ о трудностях и опасностях этого полуторасуточного переезда.
Приехав на место, рыщут по этому жару целый
день, потом являются
на сборное место к обеду, и каждый выпивает по нескольку бутылок портера или элю и после этого
приедут домой как ни в чем не бывало; выкупаются только и опять готовы есть.
На другой
день, а может быть и
дня через два после посещения переводчиков,
приехали три или четыре лодки, украшенные флагами, флажками, значками, гербами и пиками — все атрибуты военных лодок, хотя
на лодках были те же голые гребцы и ни одного солдата.
На третий
день после этого
приехали два баниоса: один бывший в прошедший раз, приятель наш Баба-Городзаймон, который уже ознакомился с нами и освоился
на фрегате, шутил, звал нас по именам, спрашивал название всего, что попадалось ему в глаза, и записывал.
Дня через три
приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора
на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
То и
дело приезжает их длинная, широкая лодка с шелковым хвостом
на носу, с разрубленной кормой.
Весь
день и вчера всю ночь писали бумаги в Петербург; не до посетителей было, между тем они
приезжали опять предложить нам стать
на внутренний рейд. Им сказано, что хотим стать дальше, нежели они указали. Они поехали предупредить губернатора и завтра хотели быть с ответом. О береге все еще ни слова: выжидают, не уйдем ли. Вероятно, губернатору велено не отводить места, пока в Едо не прочтут письма из России и не узнают, в чем
дело, в надежде, что, может быть, и
на берег выходить не понадобится.
Через
день японцы
приехали с ответом от губернатора о месте
на берегу, и опять Кичибе начал: «Из Едо… не получено» и т. п. Адмирал не принял их. Посьет сказал им, что он передал адмиралу ответ и не знает, что он предпримет, потому что его превосходительство ничего не отвечал.
Японцы еще третьего
дня приезжали сказать, что голландское купеческое судно уходит наконец с грузом в Батавию (не знаю, сказал ли я, что мы застали его уже здесь) и что губернатор просит — о чем бы вы думали? — чтоб мы не ездили
на судно!
Говорят: еще не совсем готово место и просят подождать три
дня; 2-е, полномочные
приедут не
на другой
день к нам, а через два
дня.
На другой
день, 1-го января 1854 г.,
приехал Эйноске условиться о завтрашнем
дне.
На другой
день, 5-го января, рано утром,
приехали переводчики спросить о числе гостей, и когда сказали, что будет немного, они просили пригласить побольше, по крайней мере хоть всех старших офицеров. Они сказали, что настоящий, торжественный прием назначен именно в этот
день и что будет большой обед. Как нейти
на большой обед? Многие, кто не хотел ехать, поехали.
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через
день. Чиновники
приезжали за нами всякий раз, хотя мы просили не делать этого, благо узнали дорогу. Но им все еще хочется показывать народу, что иностранцы не иначе как под их прикрытием могут выходить
на берег.
20 января нашего стиля обещались опять быть и сами полномочные, и были.
Приехав, они сказали, что ехали
на фрегат с большим удовольствием. Им подали чаю, потом адмирал стал говорить о
делах.
Внизу мы прошли чрез живописнейший лесок — нельзя нарочно расположить так красиво рощу — под развесистыми банианами и кедрами, и вышли
на поляну. Здесь лежала, вероятно занесенная землетрясением, громадная глыба коралла, вся обросшая мохом и зеленью. Романтики тут же объявили, что хорошо бы
приехать сюда
на целый
день с музыкой; «с закуской и обедом», — прибавили положительные люди. Мы вышли в одну из боковых улиц с маленькими домиками: около каждого теснилась кучка бананов и цветы.
На другой
день прихода нашего хотел было я перебраться в город, но к нам
приехали с визитом испанцы.
Тогда же
приехал к нам с Амура бывший генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев и, пробыв у нас
дня два
на фрегате, уехал в Николаевск, куда должна была идти и шкуна «Восток» для доставления его со свитою в Аян
на Охотском море.
На этой шкуне я и отправился с фрегата, и с радостью, что возвращаюсь домой, и не без грусти, что должен расстаться с этим кругом отличных людей и товарищей.
Но адмирал
приехал за каким-то другим
делом, а более, кажется, взглянуть, как мы стоим
на мели, или просто захотел прокатиться и еще раз пожелать нам счастливого пути — теперь я уже забыл. Тут мы окончательно расстались до Петербурга.
Неточные совпадения
Вчерашнего
дни я…» Ну, тут уж пошли
дела семейные: «…сестра Анна Кириловна
приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел и всё играет
на скрипке…» — и прочее, и прочее.
Софья. Я получила сейчас радостное известие. Дядюшка, о котором столь долго мы ничего не знали, которого я люблю и почитаю, как отца моего,
на сих
днях в Москву
приехал. Вот письмо, которое я от него теперь получила.
На шестой
день были назначены губернские выборы. Залы большие и малые были полны дворян в разных мундирах. Многие
приехали только к этому
дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за границы, встречались в залах. У губернского стола, под портретом Государя, шли прения.
— Нет, княгиня, я не занимаюсь более земством, — сказал он. — Я
приехал на несколько
дней.
И увидав, что, желая успокоить себя, она совершила опять столько раз уже пройденный ею круг и вернулась к прежнему раздражению, она ужаснулась
на самое себя. «Неужели нельзя? Неужели я не могу взять
на себя? — сказала она себе и начала опять сначала. — Он правдив, он честен, он любит меня. Я люблю его, на-днях выйдет развод. Чего же еще нужно? Нужно спокойствие, доверие, и я возьму
на себя. Да, теперь, как он
приедет, скажу, что я была виновата, хотя я и не была виновата, и мы уедем».