Неточные совпадения
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа
от северного холода, пробежали мимо
берегов Европы, как
в первый раз пал на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же
моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к
берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с
берега благоуханием цветов.
Он построен на
море, на камне,
в нескольких милях
от берега.
Вот и Лизард, пустой, голый и гладкий утес, далеко ушедший
в море от берегов.
Небо и
море серые. А ведь это уж испанское небо! Мы были
в 30-х градусах ‹северной› широты. Мы так были заняты, что и не заметили, как миновали Францию, а теперь огибали Испанию и Португалию. Я,
от нечего делать, любил уноситься мысленно на
берега, мимо которых мы шли и которых не видали.
9-го мы думали было войти
в Falsebay, но ночью проскользнули мимо и очутились миль за пятнадцать по ту сторону мыса. Исполинские скалы, почти совсем черные
от ветра, как зубцы громадной крепости, ограждают южный
берег Африки. Здесь вечная борьба титанов —
моря, ветров и гор, вечный прибой, почти вечные бури. Особенно хороша скала Hangklip. Вершина ее нагибается круто к средине, а основания выдается
в море. Вершины гор состоят из песчаника, а основания из гранита.
Джонки, лодки, китайцы и индийцы проезжают с
берега на суда и обратно, пересекая друг другу дорогу. Направо и налево
от нас — все дико; непроходимый кокосовый лес смотрится
в залив; сзади
море.
Пролив отделяет нагасакский
берег от острова Кагена, который,
в свою очередь, отделяется другим проливом
от острова Ивосима, а там чисто,
море — и больше ничего.
«Какое наслаждение, после долгого странствования по
морю, лечь спать на
берегу в постель, которая не качается, где со столика ничего не упадет, где над вашей головой не загремит ни бизань-шкот, ни грота-брас, где ничто не шелохнется!..» — думал я… и вдруг вспомнил, что здесь землетрясения — обыкновенное, ежегодное явление. Избави Боже
от такой качки!
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах
в двух
от Корейского полуострова;
в 36˚ ‹северной› широты. На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные
берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка деревни: там такие же хижины и так же жмутся
в тесную кучу, как на Гамильтоне. Кое-где по
берегу бродят жители. На
море много лодок, должно быть рыбацкие.
Нет,
берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по лесу, чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул
в лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем
от берега. На фрегате,
в море лучше. Мне хорошо
в моей маленькой каюте: я привык к своему уголку, где повернуться трудно; можно только лечь на постели, сесть на стул, а затем сделать шаг к двери — и все тут. Привык видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт
море.
Русский священник
в Лондоне посетил нас перед отходом из Портсмута и после обедни сказал речь,
в которой остерегал
от этих страхов. Он исчислил опасности, какие можем мы встретить на
море, — и, напугав сначала порядком, заключил тем, что «и жизнь на
берегу кишит страхами, опасностями, огорчениями и бедами, — следовательно, мы меняем только одни беды и страхи на другие».
Причина этого явления скоро разъяснилась. Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый с боков горами, дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли
от берега в море, где больше было простора, ветер подул спокойнее и ровнее. Это заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не несло далеко в море.
Неточные совпадения
«Секрет» шел
в море, удаляясь
от берега.
Но гора осыпалась понемногу,
море отступало
от берега или приливало к нему, и Обломов мало-помалу входил
в прежнюю нормальную свою жизнь.
И на Выборгской стороне,
в доме вдовы Пшеницыной, хотя дни и ночи текут мирно, не внося буйных и внезапных перемен
в однообразную жизнь, хотя четыре времени года повторили свои отправления, как
в прошедшем году, но жизнь все-таки не останавливалась, все менялась
в своих явлениях, но менялась с такою медленною постепенностью, с какою происходят геологические видоизменения нашей планеты: там потихоньку осыпается гора, здесь целые века
море наносит ил или отступает
от берега и образует приращение почвы.
После Кумуху
в последовательном порядке идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин, на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга.
В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко
от моря, между реками Омосо и Илянту. Участок
берега моря от реки Кумуху к северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
Километрах
в десяти
от моря правый
берег реки скалистый и состоит из крепкого, не поддающегося разрушению гранита с многочисленными жилами из афанита и скилита.