Неточные совпадения
Любопытно бы было сравнить шканечные
журналы нескольких мореплавателей
в этих долготах, чтоб решить о том, одинаковые ли обстоятельства сопровождают плавание
в большей или
в меньшей долготе.
«Я все с большим и большим удовольствием смотрю на вас», — сказал он, кладя ноги на стол, заваленный
журналами, когда мы перешли после обеда
в гостиную и дамы удалились.
Я не понимаю, как там люди сидят
в конторах, пишут, считают, издают
журналы!
Картинки эти вшиты были
в журналы.
О многих «страшных» минутах я подробно писал
в своем путевом
журнале, но почти не упомянул об «опасных»: они не сделали на меня впечатления, не потревожили нерв — и я забыл их или, как сказал сейчас, прозевал испугаться, оттого, вероятно, прозевал и описать. Упомяну теперь два-три таких случая.
Погляжу
в одну,
в другую бумагу или книгу, потом
в шканечный
журнал и читаю: «Положили марсель на стеньгу», «взяли грот на гитовы», «ворочали оверштаг», «привели фрегат к ветру», «легли на правый галс», «шли на фордевинд», «обрасопили реи», «ветер дул NNO или SW».
Этими фразами и словами, как бисером, унизан был весь
журнал. «Боже мой, да я ничего не понимаю! — думал я
в ужасе, царапая сухим пером по бумаге, — зачем я поехал!»
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно быть приятно сочинителю! Вы, верно, и
в журналы помещаете?
Хлестаков. Да, и
в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же
в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная
в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
В тот же вечер, запершись
в кабинете, Бородавкин писал
в своем
журнале следующую отметку:
— Ах да, тут очень интересная статья, — сказал Свияжский про
журнал, который Левин держал
в руках. — Оказывается, — прибавил он с веселым оживлением, — что главным виновником раздела Польши был совсем не Фридрих. Оказывается…
А Степан Аркадьич был не только человек честный (без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с тем особенным значением, которое
в Москве имеет это слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный
журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает не только то, что человек или учреждение не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.