Неточные совпадения
И он
не спешил сблизиться с своими петербургскими родными, которые о нем знали тоже по слуху. Но как-то зимой Райский однажды на балу увидел Софью, раза два
говорил с нею и потом уже
стал искать знакомства с ее домом. Это было всего легче сделать через отца ее: так Райский и сделал.
— Что смеешься! Я дело
говорю. Какая бы радость бабушке! Тогда бы
не стал дарить кружев да серебра: понадобилось бы самому…
— Да, может быть, она
не станет смеяться… — нерешительно
говорил Райский, — когда покороче познакомится с тобой…
—
Станет, как
не станет! —
говорил Леонтий с жалкой улыбкой, оглядывая себя с ног до головы.
— Ну, как хочешь, а я держать тебя
не стану, я
не хочу уголовного дела в доме. Шутка ли, что попадется под руку, тем сплеча и бьет! Ведь я
говорила тебе:
не женись, а ты все свое,
не послушал — и вот!
— Вы
говорите:
не хорошо бегать, возиться с детьми, петь — ну,
не стану…
Он добился, что она
стала звать его братом, а
не кузеном, но на ты
не переходила,
говоря, что ты, само по себе, без всяких прав, уполномочивает на многое, чего той или другой стороне иногда
не хочется, порождает короткость, даже иногда стесняет ненужной, и часто
не разделенной другой стороной, дружбой.
— Я уйду: вы что-то опять страшное хотите сказать, как в роще… Пустите! —
говорила шепотом Марфенька и дрожала, и рука ее дрожала. — Уйду,
не стану слушать, я скажу бабушке все…
— Как вы странно
говорите! — вдруг остановила она его, перестав плакать, — вы никогда
не были таким, я вас никогда таким
не видала! Разве вы такой, как давеча были, когда с головой ушли в рожь, перепела передразнивали, а вчера за моим котенком на крышу лазили? Давно ли на мельнице нарочно выпачкались в муке, чтоб рассмешить меня!.. Отчего вы вдруг
не такой
стали?
— Что ваша совесть
говорит вам? — начала пилить Бережкова, — как вы оправдали мое доверие? А еще
говорите, что любите меня и что я люблю вас — как сына! А разве добрые дети так поступают? Я считала вас скромным, послушным, думала, что вы сбивать с толку бедную девочку
не станете, пустяков ей
не будете болтать…
— Да чем, чем, что у тебя на уме, что на сердце? —
говорила тоже почти с отчаянием бабушка, — разве
не станет разумения моего, или сердца у меня нет, что твое счастье или несчастье… чужое мне!..
— Опять вы, Николай Андреич!
не стану — вам
говорят! А вот он ночью, бабушка, — живо заговорила она, указывая на Викентьева, — храпит…
«
Говорят: „Кто
не верит — тот
не любит“, — думала она, — я
не верю ему,
стало быть… и я…
не люблю его? Отчего же мне так больно, тяжело… что он уходит? Хочется упасть и умереть здесь!..»
Какая это «chose», спрашивал я и на ухо, и вслух того, другого — и,
не получая определительного ответа, сам
стал шептать, когда речь зайдет о ней. «Qui, —
говорил я, — elle a pousse la chose trop loin, sans se rendre compte…
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя. Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! —
говорила она, указывая высоко над Волгой на кривую линию черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на душе
становится уныло…
Не правда ли?
—
Не говорите и вы этого, Вера.
Не стал бы я тут слушать и читать лекции о любви! И если б хотел обмануть, то обманул бы давно —
стало быть,
не могу…
— Пусть так! — более и более слабея,
говорила она, и слезы появились уже в глазах. —
Не мне спорить с вами, опровергать ваши убеждения умом и своими убеждениями! У меня ни ума, ни сил
не станет. У меня оружие слабо — и только имеет ту цену, что оно мое собственное, что я взяла его в моей тихой жизни, а
не из книг,
не понаслышке…
С Титом Никонычем сначала она побранилась и чуть
не подралась, за подарок туалета, а потом
поговорила с ним наедине четверть часа в кабинете, и он
стал немного задумчив, меньше шаркал ножкой, и хотя
говорил с дамами, но сам смотрел так серьезно и пытливо то на Райского, то на Тушина, что они глазами в недоумении спрашивали его, чего он от них хочет. Он тотчас оправлялся и живо принимался
говорить дамам «приятности».
— Что с вами,
говорите, ради Бога, что такое случилось? Вы сказали, что хотели
говорить со мной;
стало быть, я нужен… Нет такого дела, которого бы я
не сделал! приказывайте, забудьте мою глупость… Что надо… что надо сделать?
Заметив, что Викентьев несколько покраснел от этого предостережения, как будто обиделся тем, что в нем предполагают недостаток такта, и что и мать его закусила немного нижнюю губу и
стала слегка бить такт ботинкой, Татьяна Марковна перешла в дружеский тон, потрепала «милого Николеньку» по плечу и прибавила, что сама знает, как напрасны эти слова, но что
говорит их по привычке старой бабы — читать мораль. После того она тихо, про себя вздохнула и уже ничего
не говорила до отъезда гостей.
Завтра она встанет бодрая, живая, покойная, увидит любимые лица, уверится, что Райский
не притворялся,
говоря, что она
стала его лучшей, поэтической мечтой.
— Да, вы правы, я такой друг ей…
Не забывайте, господин Волохов, — прибавил он, — что вы
говорите не с Тушиным теперь, а с женщиной. Я
стал в ее положение и
не выйду из него, что бы вы ни сказали. Я думал, что и для вас довольно ее желания, чтобы вы
не беспокоили ее больше. Она только что поправляется от серьезной болезни…
Им приходилось коснуться взаимной раны, о которой до сих пор
не было намека между ними, хотя они взаимно обменивались знаменательными взглядами и понимали друг друга из грустного молчания. Теперь предстояло
стать открыто лицом к лицу и
говорить.
— Вот видите, без моего «ума и сердца», сами договорились до правды, Иван Иванович! Мой «ум и сердце»
говорили давно за вас, да
не судьба!
Стало быть, вы из жалости взяли бы ее теперь, а она вышла бы за вас — опять скажу — ради вашего… великодушия… Того ли вы хотите? Честно ли и правильно ли это и способны ли мы с ней на такой поступок? Вы знаете нас…
Неточные совпадения
В 1798 году уже собраны были скоровоспалительные материалы для сожжения всего города, как вдруг Бородавкина
не стало…"Всех расточил он, —
говорит по этому случаю летописец, — так, что даже попов для напутствия его
не оказалось.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь
не поладил с Домашкой Стрельчихой, которая заняла место Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь
стал хвастаться; князя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове
говорил, что они умом коротки, что он, Козырь,"много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и
стал ему тайные слова на ухо
говорить. Долго они шептались, а про что —
не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор
говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».
А поелику навоз производить
стало всякому вольно, то и хлеба уродилось столько, что, кроме продажи, осталось даже на собственное употребление:"
Не то что в других городах, — с горечью
говорит летописец, — где железные дороги [О железных дорогах тогда и помину
не было; но это один из тех безвредных анахронизмов, каких очень много встречается в «Летописи».
Наконец, однако, сели обедать, но так как со времени стрельчихи Домашки бригадир
стал запивать, то и тут напился до безобразия.
Стал говорить неподобные речи и, указывая на"деревянного дела пушечку", угрожал всех своих амфитрионов [Амфитрио́н — гостеприимный хозяин, распорядитель пира.] перепалить. Тогда за хозяев вступился денщик, Василий Черноступ, который хотя тоже был пьян, но
не гораздо.