Неточные совпадения
Он принадлежал Петербургу и свету, и его трудно было бы представить себе где-нибудь в другом городе, кроме Петербурга, и в другой сфере, кроме света, то есть известного высшего слоя петербургского населения, хотя у него есть и служба, и свои
дела, но его чаще всего встречаешь в большей части гостиных, утром — с визитами, на обедах, на вечерах: на последних всегда
за картами.
— А все-таки каждый
день сидеть с женщиной и болтать!.. — упрямо твердил Аянов, покачивая головой. — Ну о чем, например, ты будешь говорить хоть сегодня? Чего ты хочешь от нее, если ее
за тебя не выдадут?
— Разве это
дело? Укажи ты мне в службе,
за немногими исключениями,
дело, без которого бы нельзя было обойтись?
— Блистаю спокойствием и наслаждаюсь этим; и она тоже… Что тебе
за дело!..
А со временем вы постараетесь узнать, нет ли и
за вами какого-нибудь
дела, кроме визитов и праздного спокойствия, и будете уже с другими мыслями глядеть и туда, на улицу.
Все, бывало, дергают
за уши Васюкова: «Пошел прочь, дурак, дубина!» — только и слышит он. Лишь Райский глядит на него с умилением, потому только, что Васюков, ни к чему не внимательный, сонный, вялый, даже у всеми любимого русского учителя не выучивший никогда ни одного урока, — каждый
день после обеда брал свою скрипку и, положив на нее подбородок, водил смычком, забывая школу, учителей, щелчки.
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала на другой
день в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и ногами на неоседланной лошади, в город,
за доктором.
Об этом обрыве осталось печальное предание в Малиновке и во всем околотке. Там, на
дне его, среди кустов, еще при жизни отца и матери Райского, убил
за неверность жену и соперника, и тут же сам зарезался, один ревнивый муж, портной из города. Самоубийцу тут и зарыли, на месте преступления.
Многочисленное семейство то и
дело сидит
за столом, а в семействе человек восемнадцать: то чай кушают, то кофе кушают в беседке, кушают на лужку, кушают на балконе.
Никогда — ни упрека, ни слезы, ни взгляда удивления или оскорбления
за то, что он прежде был не тот, что завтра будет опять иной, чем сегодня, что она проводит
дни оставленная, забытая, в страшном одиночестве.
Общая летняя эмиграция увлекла было
за границу и его, как вдруг
дело решилось неожиданно иначе.
— Не в мазанье
дело, Семен Семеныч! — возразил Райский. — Сами же вы сказали, что в глазах, в лице есть правда; и я чувствую, что поймал тайну. Что ж
за дело до волос, до рук!..
«Как тут закипает! — думал он, трогая себя
за грудь. — О! быть буре, и дай Бог бурю! Сегодня решительный
день, сегодня тайна должна выйти наружу, и я узнаю… любит ли она или нет? Если да, жизнь моя… наша должна измениться, я не еду… или, нет, мы едем туда, к бабушке, в уголок, оба…»
«Что ж это? Ужели я, не шутя, влюблен? — думал он. — Нет, нет! И что мне
за дело? ведь я не для себя хлопотал, а для нее же… для развития… „для общества“. Еще последнее усилие!..»
— Послушайте, cousin… — начала она и остановилась на минуту, затрудняясь, по-видимому, продолжать, — положим, если б… enfin si c’etait vrai [словом, если б это была правда (фр.).] — это быть не может, — скороговоркой, будто в скобках, прибавила она, — но что… вам…
за дело после того, как…
— Что
за дело! — вдруг горячо перебил он, делая большие глаза. — Что
за дело, кузина? Вы снизойдете до какого-нибудь parvenu, [выскочка (фр.).] до какого-то Милари, итальянца, вы, Пахотина, блеск, гордость, перл нашего общества! Вы… вы! — с изумлением, почти с ужасом повторял он.
— И тут вы остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь
за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание на нем, если б он был не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне
за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Полноте притворяться, полноте! Бог с вами, кузина: что мне
за дело? Я закрываю глаза и уши, я слеп, глух и нем, — говорил он, закрывая глаза и уши. — Но если, — вдруг прибавил он, глядя прямо на нее, — вы почувствуете все, что я говорил, предсказывал, что, может быть, вызвал в вас… на свою шею — скажете ли вы мне!.. я стою этого.
— Что мне до этого
за дело, бабушка! — с нетерпением сказал он.
— Черт с ним! Что мне
за дело до него! — сказал Райский.
Там, на родине, Райский, с помощью бабушки и нескольких знакомых, устроили его на квартире, и только уладились все эти внешние обстоятельства, Леонтий принялся
за свое
дело, с усердием и терпением вола и осла вместе, и ушел опять в свою или лучше сказать чужую, минувшую жизнь.
Тут развернулись ее способности. Если кто, бывало, станет ревновать ее к другим, она начнет смеяться над этим, как над
делом невозможным, и вместе с тем умела казаться строгой, бранила волокит
за то, что завлекают и потом бросают неопытных девиц.
— Вот, она мне этой рисовой кашей житья не дает, — заметил Леонтий, — уверяет, что я незаметно съел три тарелки и что
за кашей и
за кашу влюбился в нее. Что я, в самом
деле, урод, что ли?
— Что мне
за дело? — сказал Райский, порываясь от нее прочь, — я и слушать не стану…
— Полноте: ни в вас, ни в кого! — сказал он, — мое время уж прошло: вон седина пробивается! И что вам
за любовь — у вас муж, у меня свое
дело… Мне теперь предстоит одно: искусство и труд. Жизнь моя должна служить и тому и другому…
— Что мне
за дело? — с нетерпением сказал Райский, отталкивая книги… — Ты точно бабушка: та лезет с какими-то счетами, этот с книгами! Разве я
за тем приехал, чтобы вы меня со света гнали?
«Как это они живут?» — думал он, глядя, что ни бабушке, ни Марфеньке, ни Леонтью никуда не хочется, и не смотрят они на
дно жизни, что лежит на нем, и не уносятся течением этой реки вперед, к устью, чтоб остановиться и подумать, что это
за океан, куда вынесут струи? Нет! «Что Бог даст!» — говорит бабушка.
В будни она ходила в простом шерстяном или холстинковом платье, в простых воротничках, а в воскресенье непременно нарядится, зимой в шерстяное или шелковое, летом в кисейное платье, и держит себя немного важнее, особенно до обедни, не сядет где попало, не примется ни
за домашнее
дело, ни
за рисование, разве после обедни поиграет на фортепиано.
— Вот, посмотри, каково ее муж отделал! — обратилась бабушка к Райскому. — А
за дело, негодяйка,
за дело!
Татьяна Марковна не знала ей цены и сначала взяла ее в комнаты, потом, по просьбе Верочки, отдала ей в горничные. В этом звании Марине мало было
дела, и она продолжала делать все и
за всех в доме. Верочка как-то полюбила ее, и она полюбила Верочку и умела угадывать по глазам, что ей нужно, что нравилось, что нет.
— Викентьев: их усадьба
за Волгой, недалеко отсюда. Колчино — их деревня, тут только сто душ. У них в Казани еще триста душ. Маменька его звала нас с Верочкой гостить, да бабушка одних не пускает. Мы однажды только на один
день ездили… А Николай Андреич один сын у нее — больше детей нет. Он учился в Казани, в университете, служит здесь у губернатора, по особым поручениям.
Райский постоял над обрывом: было еще рано; солнце не вышло из-за гор, но лучи его уже золотили верхушки деревьев, вдали сияли поля, облитые росой, утренний ветерок веял мягкой прохладой. Воздух быстро нагревался и обещал теплый
день.
Иногда он
дня по два не говорил, почти не встречался с Верой, но во всякую минуту знал, где она, что делает. Вообще способности его, устремленные на один, занимающий его предмет, изощрялись до невероятной тонкости, а теперь, в этом безмолвном наблюдении
за Верой, они достигли степени ясновидения.
Он
за стенами как будто слышал ее голос и бессознательно соображал и предвидел ее слова и поступки. Он в несколько
дней изучил ее привычки, вкусы, некоторые склонности, но все это относилось пока к ее внешней и домашней жизни.
— Ты, сударыня, что, — крикнула бабушка сердито, — молода шутить над бабушкой! Я тебя и
за ухо, да в лапти: нужды нет, что большая! Он от рук отбился, вышел из повиновения: с Маркушкой связался — последнее
дело! Я на него рукой махнула, а ты еще погоди, я тебя уйму! А ты, Борис Павлыч, женись, не женись — мне все равно, только отстань и вздору не мели. Я вот Тита Никоныча принимать не велю…
Он предоставил жене получать
за него жалованье в палате и содержать себя и двоих детей, как она знает, а сам из палаты прямо шел куда-нибудь обедать и оставался там до ночи или на ночь, и на другой
день, как ни в чем не бывало, шел в палату и скрипел пером, трезвый, до трех часов. И так проживал свою жизнь по людям.
Он старался растолкать гостя, но тот храпел. Яков сходил
за Кузьмой, и вдвоем часа четыре употребили на то, чтоб довести Опенкина домой, на противоположный конец города. Так, сдав его на руки кухарке, они сами на другой
день к обеду только вернулись домой.
Отослав пять-шесть писем, он опять погрузился в свой недуг — скуку. Это не была скука, какую испытывает человек
за нелюбимым
делом, которое навязала на него обязанность и которой он предвидит конец.
Мог бы он заняться
делом:
за делом скуки не бывает.
Никто не чувствует себя человеком
за этим
делом, и никто не вкладывает в свой труд человеческого, сознательного уменья, а все везет свой воз, как лошадь, отмахиваясь хвостом от какого-нибудь кнута.
А ведь только
за таким
делом и не бывает скуки!
— Вы почем ее знаете и что вам до них
за дело? — сухо заметил Райский.
— Вы даже не понимаете, я вижу, как это оскорбительно! Осмелились бы вы глядеть на меня этими «жадными» глазами, если б около меня был зоркий муж, заботливый отец, строгий брат? Нет, вы не гонялись бы
за мной, не дулись бы на меня по целым
дням без причины, не подсматривали бы, как шпион, и не посягали бы на мой покой и свободу! Скажите, чем я подала вам повод смотреть на меня иначе, нежели как бы смотрели вы на всякую другую, хорошо защищенную женщину?
— Но если б я поклонялся молча, издали, ты бы не замечала и не знала этого… ты запретить этого не можешь. Что тебе
за дело?
Но все еще он не завоевал себе того спокойствия, какое налагала на него Вера: ему бы надо уйти на целый
день, поехать с визитами, уехать гостить на неделю
за Волгу, на охоту, и забыть о ней. А ему не хочется никуда: он целый
день сидит у себя, чтоб не встретить ее, но ему приятно знать, что она тут же в доме. А надо добиться, чтоб ему это было все равно.
«Нужна деятельность», — решил он, — и
за неимением «
дела» бросался в «миражи»: ездил с бабушкой на сенокос, в овсы, ходил по полям, посещал с Марфенькой деревню, вникал в нужды мужиков и развлекался также: был
за Волгой, в Колчине, у матери Викентьева, ездил с Марком удить рыбу, оба поругались опять и надоели один другому, ходил на охоту — и в самом
деле развлекся.
— Я не
разделяю людей ни на новых, ни на старых, — сказал Райский, принимаясь
за пирог.
— Что вам
за дело до нее? и кто вам дал право быть судьей чужих пороков?
— Вы опять
за свое, — сказала она с упреком, перебирая рукой в кармане, где в самом
деле шумела бумага.